После спектакля водившие кукол вышли к публике. Петрушка и Матрешка были надеты на руки, Матрешка держала коробку с конфетами, а Петрушка раздавал конфеты. -- Кукла! Кукла! Эта часть спектакля была встречена особенно весело и шумно. Пришлось повторить спектакль. Зрители уже отвечали куклам и долго обсуждали увиденное.
На Новой Земле во всех становищах были спектакли. За неимением большого помещения сценой служила вход ная дверь какого-либо дома. Дверь открывали, вместо ширмы укреплялось одеяло -- и сцена готова.
Арктика обжита, перестала быть далекой. В 1945 году я сошел в становище Белушья Губа. Много оказалось знакомых. Встретили с настоящим русским радушием.
В Кармакулах полярник М. Геннадиев приехал на своем моторе и позвал нас всех к нему в гости.
Геннадиев уезжал на Большую Землю. Пять лет он прожил в Кармакулах. Устал. Ему хотелось домой, в среднюю полосу. Хотелось видеть сады и все-все, что он не видел пять лет.
Это было в 1945 году, а через год Геннадиев снова уехал на Новую Землю. Заменивший Геннадиева по дороге много рассказывал о своей солнечной родине. Рассказывал хорошо, неторопливо. Но он ехал в Арктику. Уже много раз он был в разных местах Арктики. Выезжал. И снова тянуло
Подтверждаются слова: "Побывавшие в Арктике уподобляются компасной стрелке -- всегда поворачиваются на Север"
В Маточкином Шаре встретили также радушно, тепло. Легко работалось при хорошем отношении. Написал ряд картин "Лето на Новой Земле", "Рошаль" у берегов Новой Земли". "Рошаль" во время Отечественной войны обслуживал промысловые становища Новой Земли. Был под обстрелом, но благополучно ускользал от вражеских снарядов и успешно выполнял задания.
На мысе Желания, вблизи от места зимовки Седова, есть нагромождение камней, обточенных водой. Камни большие, будто груда застывших чудовищ -- днем это интересно. Раз я увлекся работой над картиной "Место зимовки Г. Я. Седова", задержался среди нагромоздившихся камней... Время осеннее. Ночи уже темные. Кончил работу. Было сумеречно. Камни будто готовы двинуться с места, насторожились, ждут сигнала.
На северной оконечности Новой Земли, на мысе Желания, поставлен памятник В. И. Ленину.
На вопрос: "Кто поставил памятник?" -- мне сказали: "Все".
Перед жилым домом поставили постамент, обили кровельным железом, покрасили красной краской и на нем укрепили бюст.
На самой северной точке Новой Земли, на Великом Сибирском пути, стоит памятник Ильичу.
ИЛЬЯ КОНСТАНТИНОВИЧ ВЫЛКА
Или просто Тыко Вылка. Познакомился с ним в 1905 г на Новой Земле. Показал мне Тыко свои работы. Уже тогда это был большой мастер. Работы Вылки поражали неров- ' ностыо: то детски неумелые, то сильные, полнозвучные, как работы культурнейшего европейца, в тонком рисунке, легких и прозрачных тонах. Но все это было. Большим мастером был Вылка до поездки в Москву.
Оставил я Вылке краски. А на просьбу "научить" -- как мог, убеждал не учиться. Слишком самобытен он, и верным природным чутьем сам находил свою дорогу. Говорил я Вылке, что мы, приезжие, не знаем Новой Земли так, как он знает, и без наших указаний он лучше сделает. Но захотелось нашим меценатам вывезти в Москву Вылку, показать как чудо... .'я
Увезли на целую зиму. С Новой Земли, от скал, льдов, штормов, от зимы-ночи с северным сиянием, от лета-дня с солнечными ночами. Увезли в сутолоку так называемой культурной жизни. Все поражало Тыко Вылку, впрочем, тут уж он стал Илья Константинович. Увидав впервые леса и кусты на берегу, Вылка приуныл: "Ой, какой земля лохматый!"
В Москве, став центром внимания, а чаще просто любопытства, Вылка сразу взял верный тон и любопытствующих рассматривал, как показывающихся. Самое большое впечатление произвела на него опера: "Как скас-ка, луцсе сем сон видишь!"
Кино тогда не понравилось. Узнав, что "жизненность" кино происходит от быстрой смены картин, заявил: "Обман один".
Много курьезов было. Не пощадили Вылку "культурные люди". Какая-то барышня или вдова хйтела замуж за него выйти (временно). Посмотрел Илья Константинович на перетянутую в корсете фигуру и просто заявил: "Не хосю, ты ненастоящая зенсцина. Тут тонко, тут сыроко".
А обученье? Тут очень неладное случилось. Заняться серьезно, внимательно отнестись к Вылке было некому или не было времени. Стали учить по общему рецепту. Для Вылки этот рецепт оказался убийственным. С одной стороны -- выставка рисунков и "картин", и успех, и шум в печати, с другой -- его же учат как совсем неумеющего.
Неохотно показывал Вылка свои московские работы. -- Ну сто, тут больсе хозяин делал. Да и худо это. Хозяином он звал учителя.
Из Москвы вернулся Илья Константинович просто великолепным: черный плащ с золотыми пряжками, на голове котелок и в пенсне (это, как многие, для "умного вида")!
...Вместо непосредственного творчества занялся Вылка писанием "картинок" ..Покупают, попросту .берут, кто увидит из приезжих,-- платят табаком, консервами. Хочется Вылке устроить выставку своих работ, хочется собрать их побольше -- да как соберешь, как не отдашь?
Прошлым летом встретился с Вылкой в Белушьей Губе. Все тот же Тыко Вылка, так же топорщатся усы. Одет во френч, на карманах френча налеплены пряжки от черного плаща. Показал Вылка свои работы -- лучшие уже были отобраны у него.
-- Я все спрасывал про тебя, зыв -- говорили. А последние годы уз громко слысно стало. Все здал, а ты и приехал!
В разговоре Вылка спросил: -- Стоит ли продолжать рисовать? Вопрос большой, вызванный беспощадной самокритикой. В таких случаях всегда легко убедить не бросать работу. За рисунки дают табак, молоко... А еще лучше собрать побольше рисунков да послать в краеведческое общество. Быть может, устроят выставку, или пошлют на выставку, или смогут продать.
Понадобился Вылка кинооператорам для съемок. Разом сообразил, что надо делать, и очень хорошо разыграл _ сборы на охоту: запряг собак, собрал все нужное, выехал на большой припай снега у берега и "помчался на .охоту". Потом проделал все как на охоте: высматривал зверя, стрелял и т.д. И наконец -- "возвращение с охоты". Играл Вылка с увлечением, знал, что его увидят в Москве и за границей...