Выбрать главу

В Балахне родилась моя младшая сестричка Танечка. Затем ее место рождения надолго стало предметом семейных шуток: мол, все мы — москвичи, а Таня — жительница Балахны.

…Только добравшись до Омска, мы сообщили папе, что у него родилась дочка. И он (телеграммой или звонком, уже не вспомнить) отдал важное распоряжение главы семейства — назвать дочь Татьяной.

Так нас стало трое. И до этого мы с Анечкой были совершенно неразлучны, а тут появился новый, живой и писклявый объект для нашего внимания, для постоянных обсуждений и полемики. С Анечкой мы были погодки — росли вместе, такие белоголовые, одинаковые. Одна актриса в Театре Вахтангова, Елизавета Георгиевна Алексеева, даже говорила: «Ой, у Державиной дети, как белые грыбы». Почему-то говорила не грибы, а через букву «ы» — «грыбы». Такие уж белоголовые-белоголовые были мы с Аней, а Танечка была у нас потемнее, и я почему-то, возможно желая дистанцироваться от иной масти, какое-то время не желал называть ее по имени, а звал просто «девочка». «Мама! Твоя девочка плачет». Мама плохо слышала — у нее была травма головы с детства, а во время войны она почти и вовсе потеряла слух, все звуки различала словно в отдалении. Отчасти поэтому я долго называл Танечку «девочкой», а Аня вообще сильно ее осуждала и собиралась выкинуть в окошко. Так и говорила: «Мне не нужна эта девчонка, я ее выкину в окошко». Уж так проявлялся тогда ее смелый и прямодушный характер.

Вспоминает Анна Михайловна Державина, сестра автора:

«Мишка только со мной дрался, а Танечку он всячески оберегал. Она ведь была еще маленькая, а то, что и я тоже девочка и со мной драться не следует, ему даже не приходило в голову.

А я была очень большая трусиха, вот он меня все время и пугал. То он на меня наставлял танк заводной с пушкой (у нас была еще до войны такая игрушка — папа подарил Мишке), он заводился ключом. И Мишка с удовольствием наставлял на меня танк, крутил ключ, а я жутко орала: «Ой, меня сейчас задавят!»

Вообще издевался он надо мной в детстве страшно. К примеру, позовет зимой на санках кататься — и сначала «все честь по чести», Мишка бежит как лошадка, везет за веревочку мои санки… и вдруг делает точный рывок: мои санки описывают такую траекторию, что я, конечно, с них слетаю и набиваю себе шишку. Еще барахтаясь в снегу, ору: «Мерзавец! Что ты натворил?! Ты меня разбил!» А он чуть виновато: «М-да. Я несколько недооценил возможный результат».

Как ни странно, подобные происшествия меня почти ничему не учили. В следующий раз все повторялось заново. Миша говорил: «Пойдем-ка погуляем». Я говорила: «Ура!», и он преспокойно усаживал меня в санки, уверяя, что уж на этот раз не станет себя плохо вести, и все повторялось сначала. Опять пару кружков покатает, я счастлива донельзя — брат образумился! И вот тебе снова-здорово! Получите, распишитесь! И каждый раз я не могла предугадать, когда он выкинет меня из санок!

Вообще эти его издевательства никогда — ни летом, ни зимой — не прекращались. Мы много лет снимали дачу под Москвой, в Плесково, недалеко от дома отдыха, где жили все вахтанговцы. То есть мы с родителями какое-то время проводили в этом доме отдыха, а потом снимали дачу. Папа познакомился с мельником, который жил прямо на берегу Пахры. У него был деревянный дом, и мы снимали там большую комнату. А за домом простирался огромный заливной луг. И мы там играли, бегали, собирали цветы, помогали с Мишкой хозяевам косить сено, таскали потом это сено на сеновал — какие-то крестьянские корни в нас все-таки говорили. И вот Миша как-то говорит: «Пошли, Ань, поиграем в салочки на лугу». — «Ну, пошли». А там через весь луг тянулась колея — когда косили сено, то приезжали из совхоза для того, чтобы его с поля вывозить на телегах.

И вот мы бегали, бегали, перепрыгивали с одной колеи на другую — туда-сюда, туда-сюда. Настала моя очередь бегать за ним — и он так ловко перепрыгнул через колею в конце луга, ну и я за ним, как лань, сиганула и… провалилась по колено в эту колею. Со стороны-то было впечатление, что дорога утрамбованная, но на самом деле она вся была изъезжена телегами, в ней образовались огромные ямы. Их засыпали песком, но после дождей этот песок превращался в какую-то вязкую взвесь. Если на него наступишь, то проваливаешься сразу. Вот я и провалилась в эту колею и, конечно, увязла. Мишка меня не без труда оттуда вытащил…