— К тому же это один из способов уехать из Италии.
Бедняга! Самое печальное, что в его словах нет ни капли цинизма. Мы расстаемся с ним перед Duomo di San Giovanni[10]. Он хочет помолиться мадонне, чтобы она умилостивила отца его невесты, владельца небольшого заводика в районе Манчестера.
Чтобы немного рассеяться после этого разговора, Лилла затаскивает меня в бар. Она обожает кофе и больше всего любит бельгийский, затем турецкий и отфильтрованный. Эспрессо у нее на четвертом месте, непосредственно перед американским и английским, и можно подумать, что она упрямо пьет эспрессо только для того, чтобы укрепиться в своем нежелании отдать ему предпочтение.
Сказать по правде, невероятное обилие баров нас слегка удивляет. Их здесь, пожалуй, больше, чем гостиниц в Париже. Все они чистенькие; из десяти девять очень опрятны и оригинально декорированы. Около аппарата, готовящего кофе (его название — гаджиа), хлопочет бармен с завитой шевелюрой. Оцинкованной стойки в зале нет, вместо нее витрины, полные пирожных, которые радуют глаз, но не вызывают большого желания их попробовать.
Итальянцы обожают свои подслащенные «легкие завтраки». Если вы захотите съесть что-нибудь соленое, официант придет в смятение: то есть, как соленое? В некоторых барах есть электрические тостеры[11]. Зато получить отдельно кусок масла и положить его самолично на свой гренок — целая проблема. Бутерброды здесь обычно готовят целиком, закладывая в аппарат масло и сыр, которые переплавляются вместе. Не скажу, что это невкусно, но это совсем не то, что наши булочки со сливками!
Увы, все мы одинаковы. Сами-то мы берем с собой в путешествие наши привычки и гнетущий груз ностальгии. А стоит американцу добавить клубничного мармелада в спагетти под болонским соусом[12], мы начинаем вопить о вандализме.
Лилла допивает свою чашку крепкого кофе до последней из пяти капель, которые в нее вмещаются, и заявляет, что ей решительно больше нравится бельгийский. Мы совершаем маленькую прогулку. В самом деле, Турин — приятный город, но какой-то ни французский, ни итальянский. Через каждые три — шага — это расстояние от одной витрины до другой — у Лиллы вырывается легкий крик: «Цены!» Первое впечатление — лира вопреки курсу равноценна франку. Вещь, которая стоит во Франции тысячу франков, обходится здесь в тысячу лир. Это позволяет французу, делающему покупки в Италии, значительно сэкономить. Странно видеть почтовый ящик, установленный в передней части троллейбуса. Совсем ведь просто, но надо было додуматься! Вымотанные жарой и усталостью, мы обсуждаем это на террасе третьего за это утро бара и приходим к окончательному выводу, что такая изобретательность обусловлена чисто итальянской жаждой прогресса. Изящный старый щеголь за соседним столиком отложил в сторону газету и, приподняв шляпу, представился нам по-французски. Это — граф. Поцеловав Лилле руку, он садится и говорит нам, что не следует принимать светляков за светочи. Сам он старый друг Франции и никогда не был фашистом.
— Конечно, я был в партии, как и все…
Говорится это мимоходом, с пренебрежительным жестом, как о пустяке. Что касается почтовых ящиков, это несомненно прогресс. Но беда, и притом spaventevole (ужасная), в том, что где бы они ни находились — на стенах домов или в троллейбусах, — эти ящики очищаются только тогда, когда попадаются на глаза почтовому служащему.
Безо всякой видимой связи щеголеватый господин опять принимается рассказывать о своей любви к латинской сестре. Здесь, на южных склонах Альп, латинской сестрой называют Францию. Весь Пьемонт буквально пылает любовью к ней. Доказательства? И он тащит меня в туалет, очень тесный из-за экономии места, где показывает надпись — французскую, по крайней мере по идее, — «уборная» с орфографической ошибкой. Это заставляет его страдать: все, решительно все делается лишь наполовину. Разве нельзя было обратиться за советом к нему, старому клиенту и известному во всем квартале знатоку французского языка. Он судорожно выхватывает из жилетного кармана красный мелок, гневно., зачеркивает одну и гордо ставит другую букву… делая новую орфографическую ошибку. Литтре[13], должно быть, в этот момент перевернулся в гробу, но наш пьемонтец, безусловно, проспал ночь без кошмаров.
Остается час до завтрака. Мы решаем нанести визит одному человеку, нас ему рекомендовали. Это совсем рядом. Новый квартал. Новые кварталы для нас еще новость. Но потом мы убедимся, что в Италии их немало.