Он выдержит. Кто, если не он? Он сам выбрал этот путь. За ним все человечество, со всеми его чаяниями и надеждами... Он справится.
<p>
</p>
Корабль приземлился в залитой теплым утренним светом горной долине, у берега петляющей пенистой реки, медленно сел, выдувая из дюзов горячие плазменные струи. Долгое время ничего не происходило, затем люк открылся, и из него выкатился робот. С жужжанием выползли датчики и проверили температуру, влажность, силу ветра, затем механизм вкатился обратно. А затем выкатился вновь, на этот раз поддерживая манипулятором странно щурящегося человека в комбинезоне серебристого цвета. Тот был полностью слеп. Человек прошел пару шагов, затем опустился на траву, жадно ощупал стебли пальцами. Подставил лицо ветру, солнцу... Вдохнул воздух иного мира полной грудью.
- О... Я чувствую! Здесь все другое... Трава! Она более жесткая, и почти режет пальцы, а прохладный ветер пахнет ароматными травами, похоже на запах полыни, если растереть ее между пальцами. А солнечные лучи такие ласковые, такие нежные... Я слышу шум реки. Искин, пожалуйста, расскажи, что ты видишь?
<p>
</p>
- Высокая, до колен тебе трава темно-изумрудного цвета. - спокойно прожужжал Искин. - Много серебристых и лиловых цветов. Небо сиреневое, с расплывчатой зеленой полосой у горизонта. Горы... Как бы сказать получше... Наверное, величественные, под снежными шапками. Скалистые голые ущелья. Замерзшие водопады льда у ближней к нам горы. Мы в горной долине, в амфитеатре, созданном скалами причудливых очертаний.
- А что это за шум?
- Очень близко, прямо над нами пролетела птица, похожая на павлина, но гораздо крупнее, с ярким ало-фиолетовым оперением. Бесстрашно близко, ведь тут нет хищников. А теперь, Егор, тебе нужно вернуться в корабль и какое-то время побыть там одному. Я буду собирать образцы грунта и флоры, и отвозить их в лабораторию. Я не могу одновременно следить за тобой.
<p>
</p>
Слепой с трудом вернулся в корабль, нащупывая ступеньки ногой, и исчез. А Искин продолжил свою работу. Он ловко покатился к реке, чтобы набрать воду в стеклянную колбочку, затем лопаткой подковырнул влажный грунт на берегу, чтобы добраться до более глубоких слоев.
<p>
</p>
Вечером Искин выкатил тележку, нагруженную кофе и горячими сандвичами, затем вывел слепого и устроил пикник на лужайке-проплешине у корабля. Полностью ослепший Егор вдруг приподнял уголки губ в легкой улыбке.
- Знаешь, Искин, мне вдруг пришла забавная мысль. Что, если бы твои искусственные глаза можно было пересадить мне? Так вот, я бы на это ни за что не согласился. Потому что твой опыт... Опыт познания робота... Он ведь тоже важен, разве нет? Человек видит иной мир. Робот видит иной мир. В чем, собственно, разница? Почему опыт одного считается более ценным, чем опыт другого? Сегодня я целый день размышлял о том, забрал бы я твои глаза, если бы мог, или нет. Такая вот моральная дилемма.
- С удовольствием бы отдал тебе свои глаза, если бы мог. Егор, ты держишься молодцом. Я восхищаюсь тобой. - прогудел Искин. Робот подхватил манипулятором сандвич и аккуратно вложил его в руку Косыгина. Затем налил кофе и заботливо поднес чашку прямо к пересохшим на ветру губам ученого. Тот казался полностью обезумевшим - то яростно шептал что-то, похожее на молитву, то вдруг начинал блаженно улыбаться.
- Пей.
- Нет, ты не понимаешь! - настаивал Егор. Во тьме перед глазами иногда смутно проплывали искристые ниточки, но все равно это была полная слепота. - Мы ведь могли исследовать Таинственную исключительно роботами и автоматами. Человек в глубоком космосе по сути не нужен. Абсолютно не нужен! Вспомни, какой ценой нам дался Марс. Вся исследовательская работа может выполняться роботами. И все же человек здесь, на Таинственной. Чтобы увидеть ее сиреневое с зеленой кромкой небо своими глазами. Чтобы ощутить жесткую траву и эти вот проклятые колючки у меня прямо под задницей... Кстати, ты меня специально в колючки усадил? Разве это не безумие?! И мой вопрос, Искин, как лично ты к этому относишься? Что это, с точки зрения твоей машинной логики?
Искин загудел, с трудом справляясь с перенапряжением электронных цепей. Лампочки на его лбу отчаянно мигали, и это свидетельствовало о том, что механизм не может отыскать правильное решение.