- Я не могу этого понять. - наконец признался механизм. - Это слишком сложно для меня. Ваше желание увидеть рассвет здесь, на Таинственной, даже рискуя своей жизнью.. Это выше моего понимания. А то, что ты теперь слеп, напоминает мне черный юмор, о котором ты мне когда-то рассказывал, тоже абсолютно непонятный для меня. Ты ведь тоже видишь тут элемент черного юмора? - монотонно прогудел робот.
- Очень очень черный юмор, ты прав. И все же, Искин, я здесь. Кто-то должен был быть первым. А значит все это было не зря. - проговорил Егор, и снова мягко, словно извиняясь за свой излишний пафос, улыбнулся. Он ощущал ветер, ощущал разгоряченными щеками вечернюю прохладу и слышал крики птиц. Но как же ему хотелось увидеть... Ту самую зеленую окаемку сиреневого вечернего неба.
<p>
</p>
На следующий день робот помог слепому искупаться в горной реке. Слепой долго стоял босой на песке, пропуская песчаные струи сквозь пальцы ног, а затем с наслаждением поплыл на спине, подставляя лицо мягким лучам. И все также жадно расспрашивал Искина - эти тоненькие и шершавые, это камыши? Какого цвета завязи и соцветия? А горы, они ведь в серебристых шапках, да? И робот подробно и обстоятельно отвечал, а Косыгин вдыхал, ощупывал, вслушивался, всеми силами впитывал в себя окружающий мир. При этом большую часть светового дня, а на Таинственной он длился восемнадцать часов, Егор проводил просто сидя на громадном валуне у корабля, непреклонно и решительно настроенный не помешать Искину закончить экспедицию и выполнить все намеченные исследования.
На следующий вечер началась гроза. Сначала громыхнул гром, и темное небо раскололи молнии, затем хлынул ледяной ливень с градом. Сидя на ступеньках, со стаканом горячего чая, положив руку на затылок устроившего вынужденный перерыв в работе Искина, слепой жадно вслушивался в звуки грозы. А потом не удержался и закричал, перекрикивая гром: Эгегей! Гроза, малыш, это настоящая гроза!
- Ты простудишься! Зайди внутрь. - сердито приказал Искин. - Только этого нам не хватало.
- Я хочу простудиться, дружок. Я хочу ощутить, почувствовать, еще сильнее, еще острее... Это невозможно объяснить.
<p>
</p>
А зрение возвращалось с каждым днем, понемножку, но неуклонно. Пока Искин метался по узкой горной долине, выискивая особо ценные камни и растения для своей коллекции, Егор уже начал различать свет. Слабый, перламутровый, но все-таки свет. Потом тени... Затем робота, как крупное темное пятно. Горы теперь стали ближе и отчетливее, и от потрясающего вида захватывало дух. Каждый день, по чуть чуть, зрение возвращалось. В последний, десятый день экспедиции Егор вышел из корабля на рассвете. Он был в очках, и все равно ему не хватало для четкости пяти-шести диоптрий. Однако он увидел - увидел бледные цвета неба и узкую изумрудную полосу рассвета.
<p>
</p>
- Нам пора отправляться в путь, Егор. - тяжело прогудел подкатившийся, нагруженный очередным лотком с землей Искин. - Вся работа сделана, коллекция камней и растений собрана, мои датчики измерили тысячи показаний. Можно отправляться домой.
- Подожди. Еще чуть чуть. - попросил Егор. Он снова подставил лицо ветру, упал на колени, почти прижал лицо к земле, рассматривая мелкие серебристые лепестки диковинных цветов. А потом тихо, едва слышно проговорил:
-Ты же понимаешь, что скорее всего я полностью ослепну, возвращаясь обратно? Искусственная гравитация снова начнет действовать, и второго такого удара моя сетчатка не переживет. Три года слишком долгий срок.
- Да. Такой вариант вполне возможен. - прожужжал Искин. И снова в его голосе нельзя было уловить не малейшей эмоции. - Я осознавал это, но не стал говорить первым. Это было бы не этично с моей стороны. - резонно прожужжал механизм и закатился в корабль.
<p>
</p>
А Егор все еще сидел, скрестив ноги, и жадно, яростно вглядывался в разгорающийся рассвет. В алые, рыжие, золотые, охристые краски. В золотистые отблески на снежных склонах гор, и темные пролески деревьев на горных выступах, напоминающие отсюда пятна мха.