***
Свежие новости я получил от самих преследователей: мне удалось незаметно выйти через другой вход в здание и обойти их с тыла, пока они терпеливо ждали, когда я выйду из местного борделя. Если их слова были правдой, то я проморгал целый заговор, так как одномоментно все регионы, прилегающие к особой зоне подняли восстание против центральной власти. На Урале и в Сибири было довольно много войск, но они были слабо обученными и со временем гвардия подавила бы выступивших, утопив восставшие части в крови. Но…сказалось число терактов по всей стране и погибшее верховное руководство страны, привело к тому, что никто-тупо не знал, что происходит и что делать. Десятилетней давности ситуация, когда я сам спровоцировал бунт, вернулась ко мне бумерангом и как в каком-то кошмаре кривое зеркало отразило всё в искажённом нереалистичном свете.
***
Два месяца спустя гражданская война полыхает со страшной силой, а я даже не могу выступить как официальное лицо, так как уже не первый год как в могиле и вообще не в столице. Выбраться из Богемии так толком и не получилось и большую часть времени я вынужден самолично бегать по улицам ведя тайную войну с католическими наймитами, которые прибывают постоянным потоком. Моё мастерство в области владения холодным и огнестрельным оружием несомненно выросло, но постоянно приходилось залечивать себе раны, так как хоть крутых ликвидаторов за мной не посылали, но толпы всякой швали были слишком хорошо вооружены и их было слишком много, чтобы я мог скрытно покинуть эти земли.
В Финляндии, оставшийся верным, фельдмаршал Иван Келч наглядно показывал бригадному генералу Алексею Ворошилову, что опыт таки имеет значение и при его девяносто четырёх он легко уделывает своего тридцатипятилетнего визави, хотя войск у него, при этом, в три раза меньше. Родной брат Ворошилова, Андрей показывал ничуть не лучшие результаты, хотя противником у него был не особо блещущий талантами генерал финской народности. По имеющейся информации верные силы медленно, но уверенно давили войска противников и всё в целом выглядело хорошо…так я думал до тех пор, пока по совершенно непонятной причине зримо побеждающие не сдаются тем, кого только что били в хвост и гриву.
— Я совершил ошибку…следовало бы прорываться к войскам и плевать на огласку. Ладно, лучше поздно чем никогда: надо спасти хоть что-то пока эти идиоты всё не испортили.
***
Пуля, выпущенная из пистолета срикошетила об подставленный клинок и здоровая фигура в плаще блеснула своими круглыми очками.
— И вот мы встретились вновь.
— О? Мистер фальшивый лекарь? Я помню в прошлый раз вы так неожиданно решили прервать нашу беседу.
— Андерсон, отец Андерсон, впрочем, для тебя, схизматик, это всё неважно: моя работа тут почти завершена и теперь я могу лично привести тебя в то состояние в котором ты давно должен был оказаться.
— Хо-хо-хо…значит это были твои марионетки? Однако мне не нравится твой тон: думается ты сам забыл с кем разговариваешь, папист. Ты лишь ничтожный слуга, а я глава моей церкви и до падения Константинополя вы даже не смели думать о главенстве над христианами. Ты и подобные тебе давно попрали саму суть своей веры. Впрочем, это не вера, а лишь прикрытие для ваших сатанинских владык. Не смей делать вид, что ты сосредоточение истины, это далеко не так.
— Мы ещё поглядим чего стоят твои слова.
***
Посланец Ватикана обладал хорошей памятью и его не обманули те изменения внешности, которые заполучил его противник. Схизматик стал сильнее, но также сильнее стал и сам паладин. По умению они так же не были равны, но разрыв сильно уменьшился и теперь Андерсон был вынужден признать, что тот всё же стал мастером и возможно имел заметный шанс на успешный удар при той их первой встрече. Примерно три часа они кружили друг напротив друга во дворе этого замка, пока Андерсон не решил, что пора бы и задание выполнить. Изначально резервный план был в том, чтобы поймать собой клинок царя, но когда он это сделал, то у него немедленно взвыла интуиция и он шарахнулся в сторону от его левой руки, которую он к нему протянул. Отмахнувшись одним из своих клинков он сделал вид, что побежал прочь, чтобы увести противника в такое место, где тот не сможет прикрыться от броска его любимых ножей, какой-нибудь мебелью или ещё чем-то таким.