Выбрать главу

Бильбо тихо стонал, чувствуя себя куда грязнее изнутри, чем снаружи.

Оказалось, что это проще - платить за каждый раз. Хоббит копил. Не тратил, очевидно, рассчитывая на что-то. А Торин, окончательно разуверившись в идее приучить его к себе, был даже счастлив. Радовался, что не оставил его в спальне.

До тех пор, пока не случилось наводнения в двадцать шестом спуске. Пласты мировой тверди разошлись, пропустив подземные воды. Торин тоже был там, в двадцать шестом, помогал в тот день наравне с остальными, спасал тех, кто остался взаперти с темной подземной водой. Было пережито немало неприятных минут, но жертв почти не было, не считая никому не известного хоббита из Шира.

Торин не поверил, пока не увидел сам, надеялся, что это неправда, но сделанного не воротишь. Маленький хоббит утонул, захлебнулся насмерть, кожа на пальцах была сбита в кровь, да и без того Торин знал, что это - страшная смерть. И уже нигде не мог найти себе покоя. Совесть вцепилась в душу, как стервятник, давно поджидавший жертву и наконец дождавшийся. Торин терзался, не зная, чем себя утешить. Если б этот стервятник вцепился в него раньше, если бы знать…

Торин похоронил его не под горой, чужеземцам там не место, а у реки близ Эребора, там, где перешептывались липы.

Оставалось лишь приходить сюда в теплые дни, сидеть и думать о суете жизни и ее несправедливости.

Внезапное решение пришло само собой. Будучи таким мерзавцем по отношению к хоббиту, Торин решил завести себе другого, но не относиться к нему так гадко и собственнически, а любить и заботиться. Он отправился в далекий-далекий Шир, где был организован большой праздник в честь подгорного короля, и Торин, в богатых одеждах, расхаживал туда-обратно, с интересом рассматривая безбородые забавные, милые и даже смазливые мордахи хоббичьей молодежи. Но ни один из них не мог заменить того хоббита, что был похоронен у реки под липами близ Эребора, и, заметив мрачного Торина на собственном празднике, один славный юнец подошел, притронулся к плечу и спросил, почему-то басом:

- Государь?

А потом вцепился жестко и тряхнул так, что Торин едва язык себе не прикусил, вытряхнувшись из чересчур жуткого сна.

Начальник стражи уставился на Торина, а Торин - на него.

- Фрар, около реки растут липы? - спросил он быстро, присев на кровати.

- Какие липы? - не понял тот, посмотрел на Торина исподлобья, - отродясь не росло. Все хорошо?

- Все просто замечательно, - кисло выдохнул Торин, - лучше и быть не может.

Не спать нормально третьи сутки подряд - лучше некуда. Сны снились дурацкие, несвязные и вообще глупые, надо же, голубая глина! И прочий бред. Все от того, что без хоббита было не так уютно спать. Почувствуй, что называется, разницу.

Когда не в меру подозрительный и заботливый Фрар ушел, Торин поднялся с кровати. Принялся мерить комнату шагами, пнул по пути стул и едва не споткнулся - под ногу подкатилась банка с мазью против рубцов.

Торин ударил себя ладонью по лбу, уселся на кровать. Вертел банку в руках, почти не сознавая, что делает.

Мазь эту изготавливали для женщин, но негласно к ней изредка прибегали и мужчины. Она здорово снимала боль в подживающих ранах и неплохо разглаживала имеющиеся рубцы, если было желание избавиться от них.

Торин рыкнул тихо, едва не расколотил банку от злости. Была же прекрасная идея - взять хоббита, размять его косточки, гладенькую кожу, заодно смазав и поджившие, и свежие ранки. Но забыл, как назло, про треклятую банку, а ведь все могло быть иначе. Можно было спокойно спать с теплым хоббитом под боком, соблазнив его и уговорив по-хорошему. Можно было спокойно работать днем, не ожидая срочных донесений из спуска, не выставлять себя идиотом и не читать нытельные рапорты от начальников смены: “За какие наши провинности, государь Торин, вы повесили сию килу нам на шею?”. Одним словом, можно было по-хорошему, а Торин сделал по-плохому.

А все потому, что забыл про банку в тот вечер, и все пошло наперекосяк. Проклиная собственную забывчивость, Торин сунул проклятую банку в верхний ящик стола, пообещав себе внимательнее относиться к мелочам.

***

Светильники перемигивались, свет дрожал, отражаясь от стен. Бильбо закусил губу, подумав о том, что не протянет здесь и часа. От неровного, танцующего света становилось дурно, хотелось моргать часто-часто, а еще лучше – и вовсе сесть, обнять себя за коленки и тихо раскачиваться из стороны в сторону. Вместе с толпой горластых и чем-то недовольных гномов, он спускался вниз на здоровенном деревянном подъемнике, стараясь не смотреть в пропасть. Подъемник скрипел и ныл, как старуха.

- Светильники опять расшалились, - рявкнул один гном, щелкнув по стеклу.

- Светильники-коптильники, - передразнил второй, - как для тридцать первого спуска, так пожалуйста, вам и новые фонари, вам и подъемник с перильцами, вам и выпить за вредность, и что угодно.

- На кой хрен тебе перильца, дружок? - донеслось с другой стороны, - чай, и без них вниз не ссыпешься.

После этих слов Бильбо послушно поглядел вниз и едва не свалился в обморок. Пусть даже их на подъемнике было битком, и Бильбо толком вздохнуть не мог, зажатый со всех сторон, но тонкая веревочка вместо перил выглядела весьма опасно.

Гномы-рудокопы беззлобно переругивались, отмечая этим начало дня.

Вопреки печальным ожиданиям Бильбо, это не были ни провинившиеся, ни преступники, ни пленные гномы. Обычная гомонящая толпа, рассуждающая о предстоящей рабочей неделе, о заработке, о том, что у Татра жена на сносях, а старый Ухрид из двенадцатого нашел вчера сушеную ящерицу в мешочке с солью. Рассуждали, к добру ящерица или не к добру, и можно ли теперь эту соль есть, и не лучше отправиться в Дейл и оборвать уши торговцу. На Бильбо и внимания никто не обращал, разве что начальник смены поглядывал в его сторону. Но когда, оказавшись внизу, все разошлись, разбирая заботливо уложенный инструмент, хоббит остался один на решетчатом поддоне, не зная, куда ему идти.

- Как звать? - спросил начальник, подходя к нему ближе. Приосанился, разглядывая свысока. Тоже важный, хоть и не такой дорого одетый, как иные, наверху.

- Бильбо.

- Значит, тот самый, - гном сделал пометку у себя в записях, - ну, чего смотришь, бери инструмент. Уголь колоть - много ума не надо.

- Этот? - Бильбо сглотнул, до последнего не веря в то, что ему и правда придется это делать. Подхватил какую-то стальную рогульку на палке, длиной с его руку, и тяжеленную в придачу. Попробовал замахнуться, интереса ради, и уронил себе на ногу, отшиб пальцы и взвыл от боли, запрыгав на одной ноге.

- Ты цел? - взволновался начальник.

- Ай-яй… - Бильбо напрыгался, отдышался и снова поднял инструмент, - да, кажется.

- А ну отдай сюда кайло, - нахмурился тот, - а то неровен час, все пальцы себе оттяпаешь.

- Куйло? - Бильбо с интересом поглядел на рогульку.

- Сам ты куйло, - буркнул гном, - будешь вагонетки толкать, в нашем спуске все по старинке, нету прогресса.

- Хорошо, - не стал спорить Бильбо. А начальник сунулся в каморку, выволок оттуда заношенную грязнючую робу и растоптанные сапоги.

- Переодевайся, а свою одежонку мне оставь. Выдам после смены.

- Обязательно?

- Обязательно! - рявкнул гном, - шустрей давай, работа идет, а ты, копуша, тормозишь добычу. Весь Эребор из-за тебя в убытке.

- Прям вот весь, - буркнул Бильбо, и, отвернувшись от сердитого гнома, разделся до подштанников, полез в захмызданную, серо-бурую от пыли робу.

- И за что меня узбад не любит, - вздохнул начальник печально, поглядывая на гладкие, округлые плечи, на торчащие лопатки. – Прислал работничка, а за что мне это, великий Махал?