Выбрать главу

- Неправ… - выдохнул Бильбо, кусая себя за руку. Торин впихнул в него еще три жемчужины, одну за другой. И каждый раз Бильбо вздрагивал, и плетеная золотая накидка звенела, камни сталкивались друг с другом.

- Ты лучший, - шептал Бильбо, - хочу тебя.

Торин, зная, как сделать ему еще лучше, обхватил его член, прижался большим пальцем к головке.

Резкий рывок, словно все нервы томительно, сладко стянули узлом и выдернули, нахлынувшее счастье - сразу, много, по самую макушку. Бильбо застонал и откинулся на россыпь монет, чуть развел ноги, предлагая себя. Торин облизнулся, размазал еще теплое семя по внутренней стороне его бедра.

- Что-то хочешь сказать?

- Да. Торин, пожалуйста. Я был не прав.

Соблазн подразнить Бильбо был велик, но желание причинить ему удовольствие - еще сильнее. Торин рванул ремень за пряжку, высвободил член, твердый, готовый к любви. Приник к хоббиту, целуя в ухо и ниже, наугад ткнулся головкой, почуял влажную, растянутую дырочку, уступившую напору. И плавно толкнулся вперед. Бильбо застонал, принимая в себя, вздрагивающие подвески поползли вбок, соскользнули напрочь.

- Да, - прошептал Бильбо, закрыв глаза, - ты самый-самый…

В затылок через систему зеркал светила луна, мрачно наблюдая за происходящим.

Рушились и падали тускло сверкающие башни из монет. Торин не мог остановиться, не мог себя остановить, бессильно наблюдая, как осыпаются башни, как разбегаются по полу монеты, растекаются ровным слоем, превращаясь в золотые сверкающие лужицы.

- Торин! - закричал Бильбо, глухо и бесконечно далеко. Обхватил крепко, ударил по щеке, и молния пронзила россыпь монет.

Торин вскрикнул в ответ, резко сел на кровати и обхватил руками голову, словно раздавить ее хотел, выдавить тягостный сон, чтоб тот лужей растекся под кроватью.

- Все в порядке? - тихо прошептал Бильбо во мраке спальни.

- Все… да, - Торин выдохнул и поперхнулся воздухом, пересохшее горло будто склеилось. Откинул покрывало, чтоб встать с кровати - и почувствовал, как в него вцепились.

- Ты чего? - сипло пробормотал Торин, оглянулся на Бильбо, - я пить хочу.

- Вдруг на осколок напорешься, - Бильбо взволнованно глядел на него, почти неразличимый в темноте.

- Чушь, - буркнул Торин, стиснул его пальцы и отвел от себя, - я вчера все убрал.

И поднялся на ноги, прошелся туда-сюда, хрипло дыша, разминая мышцы. Сходил в уборную, потом выхлебал половину воды из графина, постоял, подумал, выпил оставшееся и вернулся обратно в постель.

Бильбо молчал, видимо, задремал. Торин тоже попытался уснуть. Привычные простые действия вернули его в существующий, реальный мир, знакомый и спокойный.

- Что это было? - раздался тихий шепот во тьме, когда Торин почти заснул снова.

- Дурной сон. Я тебя напугал?

- Немного, - Бильбо сам, по своей воле подобрался ближе, уткнулся носом ему в ухо, - ты кричал.

Торин ничего не ответил, прогоняя из себя сомнение и тревогу.

- Что это был за сон? - не унимался Бильбо, тепло дыша ему в ухо.

- Да муть сплошная, - отмахнулся Торин, - золото, молния… Ярко очень.

- Ярко?

- Золото такое яркое, ослепительно-желтое, как масло.

- Ты видишь цветные сны? - удивился Бильбо, - правда?

- Ну да, - Торин повернулся на бок и положил ладонь ему на бедро, - а ты разве нет?

- Никто не видит цветные сны. Я, может быть, один раз видел… Но не уверен. Обычно все черно-белое.

- Может, это у вас, хоббитов так принято, но я всегда вижу цветные сны, - буркнул Торин, - и это нормально.

Бильбо хмыкнул, ничего не ответил, тихо сопя в темноте. А потом выдал:

- А другие гномы видят цветные сны?

- Спи-ка ты лучше, - посоветовал Торин, - и мне не мешай.

Бильбо вздохнул и перечить не стал.

***

Взглянув вчера на Бильбо по новому, Торин уже не смог воспринимать его иначе. У хоббита, как ни странно, был характер. У хоббита была личность, внутренние запреты и нравственные нормы, как у порядочного гнома. И он решительно не хотел давать в постели. А Торин подумал и не стал форсировать события. Это было точь-в-точь как с животным. Торин видел в Дейле лошадей, которые кусались и вели себя отвратительно. Те люди, что были поглупее, отвечали ударом на укус. Но любая зверюга рано или поздно начнет лизать руки, если подходить к ней ласково и угощать ее лакомством. Однако хоббит не был зверьком. С хоббитом было сложнее.

Днем Торин постарался больше внимания уделить работе - поддерживать порядок в горе, быть в курсе любых отклонений, успевать вовремя, чтоб все работало, как часы. А у хоббита это время ушло на отдых от тяжелой работы, и к вечеру он откровенно заскучал.

- Я устал сегодня, - пожаловался он, едва Торин приготовился ко сну.

- Отчего? Скучаешь по шахте?

- Вот еще! - Бильбо фыркнул, наблюдая, как Торин раздевается и ложиться в кровать.

- А что еще? Надо отправить тебя завтра к ювелиру.

- К ювелиру?! - обрадовался Бильбо, - а это интересно? Всегда хотел посмотреть, как делают всякие штуки.

- Он снимет с тебя мерки для одного украшения, - сказал Торин, и заметив, что тот заскучал, добавил:

- Если будешь вести себя прилично, то разрешу посмотреть, как он ее изготавливает.

- Я бы хотел попробовать сам что-нибудь сделать, - признался Бильбо, - конечно, я ничего в этом не соображаю и, скорей всего, перепорчу материал, но попробовал бы.

- Почему тебе просто не сидится в спальне?

- Даже не знаю. - Бильбо потянул Торина за косу, - и в самом деле. Вероятно, потому что мне скучно?

- Может, ты просто хочешь спать? - предложил Торин, втайне надеясь, что тот сам подползет к нему и попросит отлюбить хорошенько на сон грядущий. Но Бильбо, пожав плечами, лишь завернулся в одеяло и засопел.

Послушав это сопение с минуту, Торин повернулся на другой бок, но так ломило шею, и он, тяжело дыша, улегся на спину, отшвырнул душное покрывало с себя. Член стоял, словно приговоренный, Торин обвел двумя пальцами основание, стиснул яйца – сильно, перешагнув границу между удовольствием и болью. Крепкий, надежный свод Эребора над головой расступился, обнажая густое низкое небо, темное, как сплав свинца, сурьмы и олова. Серый снег кружился в воздухе, падал медленно, а вдалеке, словно насилуя небо, высилась башня.

Торин смотрел на башню, как путник, стоя на дороге, обнаженный и одинокий, серый снег укрывал плечи. Это не снег, понял Торин, растерев одну снежинку в пальцах. Это пепел. И яркое, как осознание, как мысль, яркое сияющее солнце пронзило облака, вновь ударила молния, и грозовые облака, перечеркнутые струями дыма, склубились над головой. Башня рушилась под собственным весом, рассыпалась, как столбик монет.

Торин поймал еще одну пыльную снежинку, стиснул кулаки, ощущая приятную шероховатость льняных простыней – и проснулся.

***

Утром Торин не стал ничего говорить про тяжелый, мрачный сон, смыл водой безотчетную тревогу и почувствовал себя лучше. За завтраком ощущение угрозы отступило окончательно, и Торин успокоился, перестал отвечать односложно и даже приветливо поглядел на хоббита, который трещал о чем-то без умолку.

- Что значит твоя улыбка? - спросил Бильбо, нарезая бекон.

- Моя улыбка? - не понял Торин и вновь улыбнулся, растянув губы, - вот эта?

- Ну да. Я рассказывал тебе про шахту, как наглотался там пыли, и про начальника смены. А ты мне улыбнулся вот так, - Бильбо показал как, тоже растянув губы в приветливой улыбке, - и смотришь загадочно. Что это значит?

- Значит, что ты много говоришь. В чем суть?

- Ни в чем, - вздохнул Бильбо, - кстати, надеюсь, ты не наказал начальника смены, что тот меня прошляпил?