Ирина Иваненко
Я видела любовь. Два раза
Вы когда-нибудь задумывались, как выглядит настоящая любовь? Как выглядят люди, которые ее переживают? И что вообще такое – настоящая любовь?
Прожив уже не очень короткую жизнь, могу сказать, что видела любовь. После долгих размышлений, могу сказать, что видела любовь два раза. Вы спросите – почему так мало, ведь на каждом шагу можно встретить проявления любви: матери к ребенку, юноши к девушке, ребенка к родителям. И будете правы – это многогранные проявления любви. Жертвенной, заботливой, отдающей. Да. Все так.
Но те два раза, о которых я хочу вам рассказать, создали настолько яркие и отличные от других впечатления, что у меня не получается поставить их на одну планку со всеми остальными проявлениями любви. Эти два раза поколебали пространство и изменили мой взгляд на мир.
Явление первое.
Оно случилось в 1995 году, в автобусе номер 14, который ехал по Московскому проспекту города N в сторону нового микрорайона. Не помню, зачем в нем ехала я. Возможно, в гости к друзьям.
Если кто-то из вас жил в те напряженные времена, то вы помните хруст ломающегося советского менталитета о новый демократическо-капиталистический мир, в котором многие были не просто чужими, а еще, к тому же и голыми, не просто потерянными, а еще, к тому же и потерявшими смысл жизни. Не простые времена, одним словом.
Автобус был набит битком. Впрочем, как и все автобусы того времени. Каким образом мне удалось сидеть при такой наполненности – не понимаю, но я каким-то чудом сидела. Надо мной висело несколько женщин, за спиной стояли и разговаривали подростки, а над впередистоящим сиденьем дышал легким запахом алкоголя высокий мужчина. Всей остальной плотности людей я не помню, они просто были. Легкий гул, разговоры. Ничего особенного.
Передо мной, как раз там, где стоял высокий мужчина, сидели два мальчика. Один лет девяти, второй лет пяти. Тот, что постарше держал на коленях маленького. Они были одеты в черные или темно-синие шапки и куртки, выглядели опрятно и аккуратно. Маленький мальчик держался руками за поручень переднего сиденья и полубоком смотрел в окно.
И тут, над ними, между подвыпившим мужчиной и женщинами возникла небольшая словесная потасовка с легкими возмущенно-толкающими телодвижениями. Я не помню сути конфликта, но он был очень обыденный, из разряда: «А я вам,… а вы мне… стойте и не умничайте, тут всем тесно… нашлись мне тут королевы». Этот конфликт был вялотекущим, ни во что не перерастал и длился одну или две остановки.
Я смотрела в окно и, честно говоря, тихо радовалась, что сижу, и никто из стоящих вокруг не нуждается, чтобы я, как истинная пионерка, измученная этим пионерским положением, встала и уступила кому-то место. Возможно, кто-то помнит эти ощущения.
И тут вдруг заговорил маленький мальчик.
Тонким, детским, немного картавящим голоском.
– Дима, а ты помнись, мы смотлели с тобой кино и там была такая класивая машина, – сказал он, показывая пальчиком в окно, на проезжающий мимо самосвал или что-то в этом роде.
И тут в ответ заговорил Дима.
– Да я помню. Тебе понравилось?
– Мне понлавилась. А мы с тобой налисуем такую масину?
– Нарисуем. Сейчас придем домой и вместе будем рисовать. Я тебе помогу. Тебе удобно сидеть? – отвечал девятилетний Дима и поправлял маленького мальчика.
До сих пор не могу точно определить, как это случилось, но когда Дима начал говорить, я поняла – вот так выглядит любовь. Его тон. Его голос. Простота, с которой он говорил. Это было сверхъестественно. В одном его голосе выражалась забота друга, брата и отца.
Я много раз видела, как дети стараются хорошо вести себя на людях или создавать хорошее впечатление. Это было не то. Это был очень простой, ничем не обременённый диалог. Но он был настолько переполнен явной любовью, что она не помещалась в окружающее пространство. Более того, она, как магический индикатор за одну секунду выявила всю нашу несостоятельность в вопросах любви.
Как только мальчики заговорили, все вокруг начали стихать. Один за другим, как по цепной реакции, все кто мог видеть мальчиков, замолкали и смотрели на них – выпивший мужчина, сварливые женщины, подростки. Вокруг мальчиков довольно быстро образовалось большее пространство тишины, в котором были слышны только их голоса.
– Мне удобно, – отвечал маленький, при этом немного ерзая и съезжая с Диминых колен, – а мы потом ещё с тобой погуляем?
– Конечно, погуляем. Порисуем и погуляем, – заботливо отвечал Дима.
А потом он спросил ещё:
– А ты любис меня?
– Я люблю тебя, – так же заботливо и ровно ответил Дима.
И было понятно, что да, он его любит. Это было не мило, не трогательно, не миу-миу-миу. Это было обезоруживающе.