Я подошла к портретам женихов. Кажется, я поторопилась восхищаться.
На первой картине я увидела мужчину лет тридцати в слегка встрепанном белом парике и в костюме цвета морской волны. Он смотрел холодно и презрительно кривил губы.
– Придворный кавалер, блестящий аристократ, маркиз Дюкло, – с придыханием заметила тетя. – Шикарный мужчина. Любовник мадам Де Бау, дуэлянт и интриган.
Тетя прикрыла рот веером и они с месье Перо жеманно захихикали.
На втором портрете красовалось следующее чудо – томный юноша моего возраста с бледным лицом, синяками под глазами и исиння-черными гладкими волосами, схваченными в длинный хвост. Алые губы придавали ему нездоровый вид.
– Шевалье Будон, – представила юношу тетя. – Занимается гаданием, любит табак и бродит по ночам. Очень романтичный молодой человек.
Еще один любитель табака? Наверное от этой демоновой смеси шевалье такой несвежий.
Третий портрет. Действительно красивый парень. Рыжеватый блондин. Свои волосы, напудренное лицо, чуть подкрашенные губы. Но даже клоунский грим не способен скрыть природную мужественность.
– Племянник герцогини Дервэ, виконт де’Вилиер. Трахает все, что движется... О, простите! Я кажется заснула... – Тетя замахала веером, заволновалась. – Достойнейший молодой человек, но несколько простоват. Его благородная тетушка с ума сходит, досадуя, что виконт не вписался в придворную жизнь.
Я прищурилась. Не удивлюсь, если тетя знает всех троих кавалеров довольно близко.
– Жаль, что все эти великолепнейшие юноши охотятся за состоянием моего отца, – вздохнула я.
И готова поклясться, что уловила сочувственный взгляд няни.
– Пудра все скроет, дитя мое, – успокоила меня тетя. – Главное роди наследника, а дальше все само уляжется.
У тети Клариссы больше опыта, конечно. Она сама вышла замуж за аристократа и вполне прижилась при дворе. Но у меня нет и половины талантов тетушки. Я деревенская простушка. Я опозорюсь.
– Кавалеры уже в пути, солнышко, – проворковала тетя. – Прибудут через неделю.
– Как! Все вместе прибудут?
– Ну конечно же. Они же должны побороться за тебя. Проявить себя. Милисент еще раз прочтет тебе все правила.
Тетя поднялась с софы и заключила меня в объятия.
– Не бойся, душа моя. Все решится самым наилучшим образом.
Меня поразили ее матовое лицо и стеклянные глаза. И что, позвольте узнать, они там все таки нюхают?
Глава 2
Несмотря на уверения тети Клариссы, женихи приехали не вместе, а по отдельности и с большим опозданием.
Признаюсь, я совсем забыла о них за последние несколько недель. Мой портрет дорисовали, месье Перо отбыл обратно в столицу, а я... а я стала ждать наступления весны.
С первыми трелями соловьев с сердца спала снежная пелена, а от сентиментальных романов захотелось плакать и трепетать, и смеяться, и... и чего только не захотелось.
А особенно часто мечталось мне о столице, балах и развлечениях. И еще о большой любви. Внутреннее чувство подсказывало, что с кавалерами с портретов ее не случится.
Но няня и тут умудрилась испортить мне настроение своим ворчанием, преследуя меня в саду, бегая следом по лужам с калошами и, ругаясь, что потом грязные следы по дому. Как будто ей подтирать. Благо, папенька не из бедных и слуг у нас много. Вот пусть и подтирают. А мне хотелось взмыть в небо с птицами, распустить крылья...
Но распустить крылья мне не дали. Приехали женихи и испортили всю романтику. Естественно, они оказались совсем непохожими на свои парадные портреты и няня даже ругнулась под нос такой подставе.
Маркиз Дюкло в жизни выглядел намного старше и... потрепаннее. Как там няня его припечатала? Потаскун. Так и выразилась.
А виконт де’Вилиер, напудренный и подмазанный на картине, обернулся блондинисто-рыжеватым слащавым купидоном. Но в отличие от настоящих купидонов, простоватым и веснушчатым.
Мы с ним при знакомстве уставились друг на друга с большим удивлением, а он даже захлопал рыжими ресницами. Видимо тоже обманулся моим припудренным портретом.
Только шевалье Будон мало отличался от своего изображения и напугал нас синими тенями под глазами и желтым цветом кожи. Может с чарами перестарался?
Но, увы, весеннее настроение мое безвозвратно испарилось и жить стало скучно и, более того, тягостно.