Дверь приоткрылась, и через узенькую щелочку в комнату просочилась Инночка.
– Наташечка, за мной Степушка приехал, я побегу?
– Конечно, а чего мы так сияем?
– Он везет меня в боулинг. Шар, кажется, катать.
– М-м-м, в боулинг? Смотри не укатись сама за этим шаром, он для твоей комплекции тяжеловат будет.
– Я боюсь, что совсем не подниму, – испуганно зашептала Инночка и стала разминать пальцы. – Руки-то за неделю устали – ужас. Я ж в две смены сейчас работаю, мне и ночью снится, что я массаж делаю.
– Так, может, откажешься? – спросила я, заранее зная ответ.
Инна замахала на меня руками, в глазах появился испуг.
– Нет, я пойду, ждет он!.. А ты… Может, все-таки помиришься?
– Я подумаю, – промямлила я, скривившись так выразительно, что русоголовый ангелочек тут же исчез за дверью, послав мне воздушный поцелуй.
Уровень шума, доносившегося с кухни, возрастал катастрофически. Нет, без моего участия это никогда не закончится.
Я решительно раскопала среди неглаженого белья Лешкину футболку, купленную летом на юге, во время нашего единственного недельного совместного отдыха. Белая, с надписью «Я люблю тебя, жизнь!», сегодня она особенно раздражала меня своим незримым присутствием. Я тоже люблю жизнь. А с сегодняшнего дня, когда не останется в моем жилище ни одной его вещи, я буду любить себя и свою жизнь еще больше.
Я тщательно разгладила футболку, особенно буковки на груди, сложила ее вместе с Лешкиным спортивным костюмом и кроссовками в сумку и подошла к двери. Оглянулась зачем-то, пробежавшись взглядом по мебели. Кажется, все. Лешка навсегда переезжал из моей жизни к себе домой. «Уф! Страшно. Будто сына в спортивный лагерь провожаю», – почему-то пришло мне на ум. Я вернулась к шкафу, взяла с полки пару Лешкиных любимых видеокассет, деревянную фигурку китайского дедочка, которая ему очень нравилась, бросила в сумку. Подумала, положила сверху еще пару яблок, высыпала карамельных конфеток из вазочки, будто хотела подсластить горькую пилюлю, которую Лешке придется все-таки съесть сегодня, и открыла дверь в коридор.
Похоже, страсти на моей кухне накалялись. Лешка разошелся не на шутку, спорил со всеми, что-то доказывал, рассказывал антиженские анекдоты, жаловался на жизнь… Вдруг раздался какой-то шум, он зарычал, похоже, прорываясь к двери… Кто-то его останавливал, звенела посуда, какой-то хрип, всхлип… Господи, да что там такое? Раздался страшный грохот, глухой шлепок… Что-то упало на пол? Вазу свою разбил, что ли?..
Я влетела в кухню и застыла с сумкой в руке.
– Окно! Откройте окно! – кричала Иришка, а Лешик, откинувшись на спинку дивана, держался рукой за сердце.
Анюта возилась с заклинившей форточкой, Танюха, перепрыгивая через раскиданные по полу между осколками вазы хризантемы, рванула к телефону, а я так и стояла, не в силах шевельнуться. Боже мой…
Ирина подняла на меня глаза и, продолжая расстегивать верхние пуговицы Лешкиной рубашки, как-то нетвердо попыталась меня убедить:
– Все будет в порядке. Просто сердце… Водка проклятая!!! Я так хотела ей верить!
– Не стой столбом! Лекарства накапай… Воды дайте!.. Кто-нибудь… – Иринка уже взяла себя в руки и говорила увереннее.
Я бросила сумку на пол, послушно сделала несколько шагов за пузырьком валокордина и встала…
– Аня, дай воды! – Иришка переадресовала просьбу. – И уведи ее, а то она сама щас брякнется еще, не дай Бог. Смотри, бледная какая…
– «Скорую»… Вызовите «скорую»… – сказала я в никуда, молча уткнувшись взглядом в Лешкино изменившееся лицо. «Господи, что же будет?» – крутилось в моей голове.
Анюта обняла меня за плечи и потащила через коридор в комнату.
– «Скорую», кто-нибудь вызовите «скорую»… – пробормотала я, опускаясь в кресло, и почувствовала, что пол уплывает из-под моих ног…
В понедельник, второго ноября генеральный директор одной ма-а-аленькой русской оффшорной конторы на Кипре с утра закрылась в своем большо-о-ом кабинете, и три сотрудника ее фирмы, включая уборщицу и водителя, ходили мимо двери на цыпочках. Никто не знал, что делает великая начальница, да и из комнаты, на двери которой висела золотая табличка: «Алла Савинова, финансовая компания РУСАЛКО», – не доносилось ни звука.
Странное название «Русалко», не правда ли? Алла придумала его сама. В названии фирмы были три заветных слова: «русская», «Алла» и «компания». Чем плохо? Слишком романтично для финансовой компании? Да какая, собственно, разница, лишь бы деньги шли… А деньги шли… И полдня прошло на фирме в напряженном ожидании свежих начальственных распоряжений по итогам совещания руководительницы с самой собой.
Только сизый голубок, заглядывавший с подоконника в окно, мог предположить, что никаких новых указаний Алла дать не может, потому что уже третий час подряд, лишь изредка отвлекаясь ненадолго, сидит за столом переговоров, склонившись над чистым листом бумаги. Но птица ни о чем не думала, она просто радовалась теплому солнышку, которое замечательно пригревало крылышки, и безоблачному синему небу, в котором так славно кружиться; птица просто радовалась этой огромной и великой жизни, потому что была сыта и здорова.
В жизни Аллы тоже было мало проблем, она чувствовала себя хорошо и недавно плотно позавтракала… Тем не менее госпожа Савинова готовилась начать новую жизнь. Новую – это, конечно, значило: еще более счастливую… Так чего же не хватало ей в этой, теперешней?
Ровно в 9.00, на первой минуте наступившего рабочего дня, Алла решительно провела на белоснежной бумажке формата А4 жирную продольную черту и отчертила вверху две графы: с хмурыми заглавием «Прошлое» и светлым названием «Будущее». Она четко следовала отшлифованной до блеска схеме начала нового жизненного этапа: подведи итоги – составь план. В 9.05 на бумагу легла тень недавно пережитого горя: «Умер Дима». Алла провела несколько стрелок сквозь продольную черту из прошлого в будущее, написав черной перьевой ручкой фирмы «Вассерман»: «Я – ген. дир. компании. Вилла – моя. „БМВ“ – мой. Деньги – мои. Все мое». Заныло сердце. Ужас!..
– Эмоции – на дно души! – тихо произнесла Алла и прислушалась: то ли к тому, как стучит сердце, то ли к тому, как разнеслись по кабинету слова… И то и другое звучало в этот день как-то неубедительно… Димку было жаль все равно. И себя было жалко почему-то. Может, потому, что с уходом из жизни мужа в ее жизни появились проблемы? Да нет вроде. Проблем никаких нет. Давно уже нет… Но нет и мужа…
До сорока Алла собиралась родить. Оставался год с хвостиком, а никакого плана, как это осуществить, не было. Без мужа рожать ребенка совсем не хотелось, неправильно это, чтобы у малыша не было папы… Алла подумала и старательно вывела – «Муж». Круг замкнулся. Так уже было восемь раз в ее жизни – она ставила себе задачу найти мужа. Что ж, попробуем девятый…
Посидела, вглядываясь в написанное. «Как замечательно смотрятся эти три буквы в таком порядке! И все же как-то категорично… Удастся ли быстро найти себе мужа, чай, не девица на выданье?..» Пришлось зачеркнуть короткое, емкое слово «муж» и заменить его на более широкое, размытое: «Ухажер». Но слово «ухажер» звучало почти как «тренажер», а тренироваться Алле было уже некогда – возраст. Оставалось такое непонятное, но очень приятно звучащее слово мужского рода «друг»…
Зазвонил телефон. Алла откинулась, разминая затекшую шею, выждала необходимое время и с достоинством произнесла:
– Генеральный директор «Русалко» слушает.
– Привет, это я. Слушай, Аллочка-русалочка, у меня тут такие дела, я третьего буду у тебя, в Лимасоле.
– Отлично, в нашей деревне рады любым гостям, а уж друзьям… Тебя встретить? Не надо. Поняла. Ага. Жду звонка, как приедешь. Пока!..
«Да, друзья… Так о чем я? – вновь склонившись над своей бумажкой, задумалась Алла. – Кажется, требуется определить кандидатов на Димкино место мужа?.. Друзей, в смысле приятелей, было много, а вот друзей, чтобы назвать их сердечными?..»