Пожар уничтожил все имущество большой семьи: дом, обстановку, одежду, продукты, ценности. Я помню, как несчастные люди прибежали к своему жилищу, на их глазах превратившемуся в груду пепла.
Как ни странно, не все наши солдаты понимали, что значит остаться без крова. Даже в такую минуту они не разрешили корейцам спасать остатки имущества. Хозяев дома гнали прочь под тем предлогом, что здесь «военная зона». Разве не ясно, какое впечатление произвели на корейских крестьян их «освободители»?
Вредить местному населению мы перестали только тогда, когда ушли далеко в горы, где не встречали ни жилищ, которые можно было разрушать, ни жителей, над которыми можно было издеваться.
Снова стало очень холодно, пошел снег, подул пронизывающий ветер. Видно, мы несколько преждевременно обрадовались весне. Наши позиции находились на высоте, где гулял сильный ветер, и единственным укрытием было несколько голых деревьев. Чтобы спастись от холода и ветра, пришлось спешно рыть блиндажи.
Китайцы оказывали упорное сопротивление: в горах они чувствовали себя в своей стихии.
Наш полковник побывал в отпуске в Японии. Ему была оказана невиданная честь — его принял сам Макартур. Вернувшись, полковник рассказывал не столько о планах на будущее, сколько о Макартуре и о том, что тот ему сказал. Очевидно, у Макартура состоялось совещание старшего офицерского состава американской армии. На открытии совещания Макартур заявил, что хотел бы представить присутствующим отличившегося в боях солдата и воздать ему должное. Офицеры повернулись, ожидая увидеть сверхчеловека. Каково же было их удивление, когда героем оказался наш полковник. Ему вручили знамя с вышитыми на нем именами солдат и офицеров нашего полка, погибших в Гонконге в боях с японцами во время второй мировой войны.
В начале марта один из моих корейских друзей, наш переводчик, ушел из батальона и вернулся к себе домой. Он не мог больше выносить издевательское отношение наших солдат и офицеров.
Он уже не раз просил отпустить его из полка, но ему отвечали, что тогда у него отнимут все обмундирование. Это было возмутительно. Ротный командир не проявил к нему элементарного уважения и благодарности за долгие месяцы его безупречной и бескорыстной службы. Перед уходом переводчика заставили сдать все обмундирование, а взамен выдали какие-то лохмотья. Мне было особенно горько сознавать, что причиной его ухода послужило позорное поведение наших солдат и офицеров к что он уносит с собой самые неприятные воспоминания об англичанах. Я изо всех сил пытался убедить его, что не все англичане плохие люди, но мои слова не произвели на него особого впечатления. А ведь когда-то наш переводчик и его двоюродный брат собирались поступить в английский университет, так как Корея, по их мнению, не могла дать им того образования, о котором они мечтали. Тогда они еще полагали, что их народу далеко до великой английской нации, какой она была в их представлении. И я испытывал стыд, что мы, англичане, не оправдали их ожиданий.
На нашем правом фланге находился греческий батальон, который наряду с австралийцами и канадцами пользовался у нас неплохой репутацией. Канадский батальон теперь входил в состав нашей бригады.
По ночам все еще было очень холодно, но дни стояли теплые, солнечные. Удивительно живописно выглядели лесистые горы, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь деревья, падали на сверкающий снег. Постепенно «оттаивая» после суровой зимы, мы жадно вдыхали свежий воздух, насыщенный чудесными ароматами деревьев. На одном месте сидеть не приходилось — чуть не каждый день совершали переходы.
Как-то мы проходили через деревню, сожженную напалмом. Мы видели обуглившиеся, изуродованные трупы крестьян. Напалм — страшное оружие, и война вовсе не дает права прибегать к средствам уничтожения, которые несут самую мучительную и ужасную смерть. Если уж так необходимо убивать, можно найти немало других способов. Летчики поливали напалмом мирные города и деревни без всякого разбора. Мы убедились, что от напалма страдают прежде всего и больше всего мирные жители. Напалмовые бомбы должны быть запрещены!
В гористой местности наступать трудно. Нам приходилось карабкаться по горам высотой от тысячи до двух тысяч метров. Особенно тяжело было резервистам, которыми пополнились наши роты. Многим из них, прошедшим через испытания второй мировой войны, было уже под тридцать, и они с трудом поспевали за молодежью. Естественно, это снижало нашу подвижность. Усилилась заболеваемость среди солдат. Не меньшим бичом было также постоянное недосыпание и плохое питание.