Но это можно было сделать и после розыгрыша — наказания Локхарта.
*
Они свалились на неё, буквально, спрыгнув с деревьев, растущих по краю полянки, присмотренной Пако для розыгрыша. Она и понять ничего не успела, как ей заломили руки, отобрали палочку и прижали к земле.
— Хосе, Дамиан, Санчес — второй на вас, — распорядился голос над ее головой. — Летисия — вещи, и замети следы!
Затем голос приблизился, от его обладателя несло потом и дешевыми сигариллами.
— Сейчас ты встанешь и пойдёшь, или вначале тебе будет очень плохо, а потом ты всё равно встанешь и пойдёшь, чтобы не стало хуже.
Пако не стала артачиться и поднялась. Засада была подготовлена заранее, напавшие настороже, здесь бессмысленно сопротивляться. Её куда-то поведут, по дороге всегда может представиться шанс. На голову ей грубо и небрежно натянули какую-то пыльную и вонючую мешковину.
— Эй, я же не увижу дороги! — возмутилась она.
— Сейчас все равно ночь! — хохотнул тот же голос.
Затем они пошли. Вначале Пако еще пыталась как-то подсмотреть дорогу, поднимать выше ноги, что-то сделать с узлом, благо руки были связаны спереди, но они всё шли и шли, и шли, и постепенно усталость начала одолевать. Всё чаще Пако спотыкалась, всё чаще её грубо дергали, понукая идти вперед. Затем они вышли на какое-то болото… Стонущее болото, опознала Пако несколько секунд спустя. Только здесь раздавались такие громкие и стонущие звуки, когда пузыри газа поднимались из глубин. Под ногами чавкало, её уже не дергали за веревку, голос почти ежесекундно говорил, что нужно делать, и, в конце концов, они выбрались на твердую поверхность.
С неё сдернули мешок, и толкнули в спину.
— Не споткнись! — напутствовал её тот же голос, под хохот нескольких других.
Пако полетела вниз, ощущая под ногами какие-то остатки земляных ступенек, и неожиданно поняла, где она оказалась. Заброшенная хижина в середине Стонущего болота! Как-то раз она здесь была, убедилась, что в хижине никто уже давно не живёт, и больше не возвращалась ни разу. Она приземлилась на какие-то корни, ударилась боком, и выругалась. Зачем им всё это? Поглумиться? Или они думают, что она сможет провести их в тайные уголки заповедника?
Под ногами было сухо, хотя помещение явно находилось под землей, и Пако поднялась, начала ощупывать стены и пол. Переплетение корней, местами земля крошилась под пальцами, но совсем чуть-чуть. Тут нужен был хороший нож, сила и решимость, и можно было сбежать, прорваться через толщу корней, и дальше должна была пойти влажная болотистая земля, разрывай хоть чем — никаких проблем. Но ножа не было, как и палочки, и прочих нужных и важных вещей, мантию Пако с безразмерными карманами и всем содержимым забрали по дороге. И всё остальное забрали, как следует облапав, под видом обыска. Хорошо, хоть одежду оставили.
Самая дальняя из стен была сделана из камня, и Пако немного воспряла духом. Камень, конечно, прочнее корней, но его можно расшатать и вытащить,… если повезет. А дальше прорыть руками выход и сбежать, пока можно. Вряд ли её собираются держать здесь годами, а значит, нужно торопиться.
— Пако? — раздался голос, исходящий от стены.
Она отступила на шаг, сдвинулась в сторону. Снаружи окончательно рассвело, и сквозь дверь наверху проникало немного света, позволяя различать очертания. На камнях были сделаны насечки, вертикальные и перечеркнутые, словно тут кого-то уже держали в плену, и он отсчитывал недели. Глупо. Если есть инструмент, царапающий камень, корни не помеха. Какие-то рисунки, словно рисовали дети или древние люди на стенах пещер, палочки, черточки, словно сцены охоты и преклонения перед солнцем.
— Пако? — повторил голос.
Черточки двигались, словно… там было изображено лицо! Пока не было движения, невозможно было понять, что происходит.
— Я знаю, что это ты, — в голосе появились сердитые нотки, — не прячься!
— Дедушка? — переспросила Пако недоверчиво.
Сами посудите — столько лет прошло, и вдруг её ловят во время ловли браконьеров, приводят и кидают в подземный подвал, в котором лицо говорит голосом её дедушки? Кто поверит в такое?
— Наконец-то! — проворчал дедушка. — Где тебя носило столько лет?
— Меня? — вскричала Пако, и тут же понизила голос. — Где ТЕБЯ носило столько лет?
— Нигде меня не носило, — ещё ворчливее ответил дед, — сидел себе здесь на стене, ждал, когда меня найдут… и вот, наконец, дождался! Не слишком-то ты торопилась!
— Мы искали тебя! — с обидой и гневом в голосе воскликнула Пако.
— Так искали, что не заглянули в одну из моих хижин? — вспылил в ответ дед.
Чёрточки на камнях больше не изображали охоту на оленей и перечеркнутые недели, теперь это была борода и сердитое лицо.
— А это одна из твоих хижин? — растерянно спросила Пако.
— О, времена, — пробормотал портрет.
Но то ли сказались десятки лет одиночества, то ли отсутствие конечностей, но дедушка не стал развивать тему, а просто рассказал вкратце, что с ним случилось. Старый знакомый дедушки, шаман из Мексики, Хорхе Нах-Чель, столкнувшись с юным волшебником, Говорящим со Змеями, внезапно загорелся идеей вывести нового василиска, но не из куриного яйца, высиженного жабой, а из яйца анаконды. С этой идеей он приехал к дедушке Пако, но тот лишь пожал плечами, и сказал, что всё это ерунда. Нах-Чель не унимался, и во время охоты за яйцом анаконды дедушка Пако оказался ранен. Хорхе притащил его в эту хижину, принес миску слизней, и потом еще своего средства, мексиканского, из кактусов и койотов. Ослабевший Эр Хордох, измученный слизнями, не сразу распознал зелье, а потом было поздно. Хорхе держал его в этом подвале, опаивал и выпытывал все подробности, твердо собираясь довести дело до конца. В один из редких моментов просветления, дедушка Пако подполз к каменной стене, кое-как нарисовал там собственный портрет, вложил в него практически всю силу, и почти сразу после этого умер, пытаясь выбраться наружу, посмотреть на солнце напоследок. Разумеется, дедушка Пако никак не ожидал, что его так никто и не сможет найти. Хорхе Нах-Чель не придал особого значения зарубкам и насечкам на камне, какое-то время еще покрутился на болоте, но потом всё же уехал.
И потянулись бесконечные дни темноты.
Других портретов Эр Хордоха не существовало, стереть самого себя со стены он не мог, а подземелье вышло слишком прочным и надежды на то, что его смоет болотом, не оправдались. Со временем дедушка Пако просто впал в дрёму, становившуюся все глубже. Если бы Пако не провела по нему руками, он и не проснулся бы, даже от её присутствия в подвале.
*
— Но зачем ты превратил себя в портрет, дедушка? — спросила Пако в конце рассказа.
— Как это зачем? — возмутился тот. — Во-первых, я ещё не доучил тебя! Кто, кроме тебя, сможет продолжить наш род шаманов, насчитывающий десятки поколений? Во-вторых, я должен был посчитаться с этим Хорхе, позорящим всех шаманов! И в-третьих, я не дал ему восторжествовать надо мной посмертно, хотя не сомневаюсь, что он плюнул вслед, когда спихивал мое тело в болото!
Пако почти физически ощутила ту самую цепь ненависти, о которой говорил Гилдерой. И будь её воля, она эту цепь затянула бы на шее убийцы дедушки, со всей силы.
Но у неё были только руки, и этими руками Пако попробовала прорыть стену корней.
— Не позорь меня, — проворчал дедушка со стены.
— Фо фе фаф? — спросила Пако, пытавшаяся откусить корень.
— Твоя сила — в единении с природой! Слейся с джунглями вокруг, стань их частью! Кусты сами уберут корни, раз уж тебе это так важно, — объяснил дедушка.
Пако бросила бесполезные попытки, и села посреди подвала, попробовала войти в транс, но кончилось это тем, что она уснула, и очнулась уже под вечер.
*
Последующие сутки прошли в какой-то лихорадочной череде попыток раскопать корни, войти в транс, поговорить с тюремщиками, вскрыть дверь, следовать наставлениям сердитого дедушки. Разгрызая засохшую лепешку, Пако не могла отделаться от мысли, что Гилдероя утопили в ближайшем болоте, и что её напарники и вправду плохо кончают. Судьба? Случайности? Ворожба таинственного Хорхе? Но зачем он вернулся больше трех десятков лет спустя?