- Нет, Илюшка, ну не могу я понять, - как это так можно, ведь никогда ты не проигрываешь! Есть же теория вероятности… Поделись тайной, по-братски. Ты что, - с бубном там пляшешь, как шаман камлаешь?
- Много чести! Везёт мне просто и всё тут, - погоди, думаю я, скоро сам всё узнаешь, и не такому ещё научишься… - Вот и с тобой мне повезло, сам до сих пор поверить не могу.
Пашка счастливо улыбается и закрывает мне рот поцелуем.
- Гулять пойдём? - спрашиваю я его прямо в горячие губы.
- На фиг! Сразу ведь кто-нибудь привяжется, как пиявка, - ни поболтать, ничего без этих липучек нельзя!
Липучки, - это наши с Пашкой друзья, одноклассники и не только. Вообще-то, сероглазый на самом деле, очень дружелюбный и контактный паренёк. Он любит компанию, чем пошумнее, тем лучше. И всегда с лёгкостью оказывается в центре общего внимания, весёлая и задорная душа. Я, лидер по крови, по рождению, обожаю эту его черту, как обожаю всего его, с пяток и до не послушных золотистых вихров.
- Мне куда курить идти, - на балкон или на кухне можно?
- Куда хочешь, туда и мотай.
- Тогда я на балкон пойду. Компанию составишь?
Мне в голову приходит одна идея.
- Компанию, говоришь? А как же, даже обязательно составлю!
Пашка, слегка озадаченный, достаёт сигареты и зажигалку. Он открывает пачку Kent’а, пересчитывает сигареты.
- На ночь хватит. А утром ты мне новую пачку купишь? С выигрыша?
- Куплю, куплю, куда деваться.
На балконе Пашка закуривает сигарету и, облокотившись об ограждение, сплёвывает вниз. Я осторожно беру у него пачку и зажигалку, достаю сигарету и, сунув её в рот, прикуриваю. Остолбеневший Пашка, открыв рот, смотрит на меня.
- Ну, чего уставился? Рот закрой, - залетит что-нибудь постороннее. Сам же просил компанию составить! Вот и будем теперь вместе покуривать.
- А ну выкинь! Брось, говорю я! Брось, а не то уйду! - Пашка злится не на шутку.
- С чего бы это, - тебе, значит, можно, а мне нельзя? - сварливо отзываюсь я.
Я демонстративно затягиваюсь дымом, прилагая максимум усилий, чтобы не закашляться. Сероглазый выкидывает свою сигарету и забирает мою.
- Ну ты и… - мой окурок летит следом за его. - У-у, зараза! Слов нет, одни слюни! Ведь сообразил же, всё-таки. Новиков, ты долго думал?
- А я совсем не думал, - говорю я, довольный результатами своего демарша.
- Оно и видно. Ты почему такая зараза, а? Иногда мне точно, так тебя хочется цапнуть, - аж челюсти сводит.
- Ну, цапни, цапни, отведи душу, - я покорно протягиваю ему локоть.
- Отстань! - он отталкивает мою руку.
По его лицу видно, что он лихорадочно соображает, чем бы ответить на мою подлую выходку. Уступить в таком ключевом вопросе для него немыслимо, абсолютно невозможно! Я потихоньку посмеиваюсь про себя, - и как только мне в голову это раньше не пришло? Просто и изящно.
- Это что же? Ты теперь всегда со мной курить будешь?
- Буду.
- Всё-таки ты и зараза! - Пашка беспомощно разводит руками, ясно, что он с ходу ничего не может придумать, слишком растерян, и сероглазый выбирает тактику, которая не раз приносила ему успех. - Ну Илья, ну подумай, я-то ладно, - я привык понемногу, а тебе-то зачем? А? Ну не надо, не трепи ты мне нервы, Илюшенька, ты же хороший. Ты же меня любишь? А я буду реже курить, вот зуб даю!
Пашка подлизывается во всю, тянет меня за руки, обнимается, лезет целоваться. Я не выдержав, рассмеявшись, дёргаю его за ухо.
- Да ладно, ладно! Кури, - себе же хуже делаешь. Вот интересно, Паш, если бы ты попал в такое место, где табака нет, что бы ты стал тогда делать?
Сероглазый, успокоившись, тут же забывает про своё обещание курить пореже, и достаёт новую сигарету. Он на секунду задумывается.
- Сигарет не будет, говоришь? Ну не знаю, не курил бы тогда, раз нечего.
Меня такая перспектива вполне устраивает. Впрочем, на Гирлеоне хватает и своих соблазнов, но я буду рядом, хвала Творцам, Тёмному и Светлому.
- Ладно, докуривай, а я пойду по делам схожу.
- Давай, я скоро. Слушай, Ил, а у тебя “Пуэррто” есть? С “Хванчкарой” самое то было бы.
Пашка обожает эти итальянские орешки в шоколаде, он вообще сладкоежка, но именно “Пуэррто” возглавляют его хит-парад.
- А без “Хванчкары”, что уже, конфеты не пойдут? С квасом, например.
- Извращенец! - брезгливо морщится этот гурман.
Я мою руки после туалета и сквозь шум воды слышу невыносимый мною ритм рэпового речитатива. Вот ведь поганец! Обещал же громко не включать. В комнате мы с Пашкой заводим привычный занудный спор по поводу того, что нам слушать и с какой громкостью. В результате рэп всё-таки остаётся, но делается значительно тише. Пашка плюхается на диван и приглашающе хлопает ладонью рядом с собой. Я сажусь, он обнимает меня одной рукой, а другой гладит мне бедро. В серых глазах скачут хорошо знакомые мне чёртики.
- Что, Кузнецов, кончилось терпение? - голос мой делается чуть хриплым.
- Кончилось, кончилось, помолчи ты уже…
Он залазит мне на ноги, садится на них верхом, лицом ко мне. Я держу его за талию. Чуть склонившись, упираясь ладонями мне в грудь, Пашка целует меня в губы, прерывисто вздохнув, отрывается, переходит к моей шее. Я, закрыв глаза, откидываю голову на спинку дивана. Подсунув руки ему под футболку, я ласкаю и глажу гибкие мускулы Пашкиной спины, упругую талию, перехожу на крепкий, напрягшийся комочками мышц живот.
- Илюшка, ты почему зараза такая? - его губы горячим шёпотом щекочут мне ухо, - Почему споришь со мной всегда? Ведь я же люблю тебя, так люблю, что не знаю просто как…
Он стягивает с меня футболку, снова припадает к моим губам, пьёт меня, как странник в пустыне пьёт свой последний глоток. Тонкие, торопливые пальцы порхают по моей груди, по бокам и животу.
- Погоди, Паш, я сейчас подушку…
- Не надо, потом…
Он, торопясь и путаясь, снимает свою футболку тоже. Тряхнув взъерошенными вихрами, раздвинув мои ноги, Пашка опускается между ними, встав на пол на колени. Он целует мне грудь, захватывает губами соски, чуть их покусывает, я, кажется, начинаю терять сознание. Сероглазый спускается на мой живот, целует его, легонько оттягивает мне губами кожу, лижет впадинку пупка. Я, тихонько застонав, прижимаю его голову к себе, склоняюсь и зарываюсь носом в золотистых волнах его волос. Я задыхаюсь от любви, нежности и Пашкиного запаха, - лучшего из всех запахов в любом из Миров.
Пашка расстёгивает пуговицу и молнию на моих джинсах, - я, поняв его, чуть приподнимаюсь, он спускает джинсы мне на бёдра. Между нами теперь только тонкая ткань моих лёгких белых плавок. Мой член рвётся из них наружу. Пашка крепко сжимает его рукой, прямо через плавки, - по моему телу тёплой волной проходит сладкая дрожь. Подсунув обе руки под резинку, он освобождает мой распираемый желанием член, тот, упруго качнувшись, замирает у Пашкиного лица. Я беру его в руку, хочу, было, оголить головку.
- Погоди, Илюша, я сам, всё сам, ты сиди спокойно… - прерывисто шепчет Пашка.
Я снова откидываюсь на спинку дивана, ерошу его волосы, глажу плечи и шею. Пашка осторожно обхватывает одной ладонью мою мошонку, начинает тихонько мять и перебирать мне яички. Другую руку он подтискивает мне под зад и стягивает плавки вместе с джинсами пониже. Обхватив меня за поясницу, он чуть притягивает мой член к себе поближе, наклоняется ниже и ловит его губами. Губами же обнажив головку, Пашка охватывает её поплотнее, языком пробегает вокруг неё, потом по уздечке, чуть прихватив зубами, старается проникнуть в щелку на самом кончике. Я, дрожа, стону уже в голос. Сероглазый скользит ртом по стволу вверх и вниз, я, держа его голову, стараюсь задать ритм. Но Пашка отрывается, - и, стараясь растянуть мне удовольствие, переходит к яичкам. Он забирает их в рот то по одному, то вместе, сосёт их, одновременно подрачивая меня. О, Венера Владычица! Я ведь так сейчас кончу, думаю я, судорожно вцепившись в Пашкины плечи.