– Я знаю. – Йонатан внезапно ощутил страшную усталость.
– Не верится, что ты понимаешь, как я себя чувствую!
Йонатан молчал. У него не было ни малейшего желания оправдываться, объяснять, что он очень хорошо понимает, как она себя чувствует, какой страх за свою карьеру испытывает и в каком сейчас смятении. Он не хотел спорить с ней, и ему казалось слишком банальным объяснять, что трудно себе представить счастье большее, чем ребенок. Он злился, что она не дала ему порадоваться, что она сомневалась и этим пугала его.
Но он знал, что в данной ситуации не может и не имеет права ничего говорить. Он должен дать ей время подумать. Завтра утром они все обсудят. Когда пройдет шок.
– Ты что-то неразговорчив, – заметила она и задумчиво провела указательным пальцем по краю чашки, которая стояла на столе еще с завтрака. Как будто хотела, чтобы чашка зазвенела.
– Для меня это такой же сюрприз, как и для тебя, – прошептал он, – но это прекрасная новость. Лучше не бывает.
Яна уставилась на него, и ее темные глаза почернели. Потом она вскочила.
– Я так и знала! – закричала она. – Ничего ты не соображаешь! Ничего!
Она выскочила из кухни, громко хлопнув дверью.
Йонатан опустил голову на руки. Ему было страшно идти в спальню и ложиться в постель.
Два дня спустя она снова танцевала Жизель, а Йонатан сидел в служебной ложе и смотрел на нее. Яна была воплощением красоты. Такая изящная и стремительная, что у него захватывало дух. Танец был ее жизнью. Сейчас она выражала в нем несчастную любовь, и Йонатан знал, что никогда еще она так ясно не чувствовала то, что изображала на сцене.
– Ты была бесподобна, – сказал он ей после спектакля. – Так хорошо, как сегодня, ты еще не танцевала.
Яна захотела сразу же уехать домой.
– Мы должны поговорить, Йон, – сказала она в машине. – Я раздумывала два дня и две ночи, сидела и думала, но в одиночку я не справлюсь. Я просто не знаю, чего хочу и чего не хочу. Я не знаю, что правильно, что нет. Я вообще больше ничего не знаю! То я думаю, что нашла выход, но через полчаса понимаю, что это не так. А еще через полчаса мое мнение снова меняется. Ты меня знаешь. Я не могу принять решение в простых житейских делах, а в таком жизненно важном вопросе и вовсе беспомощна. Помоги мне, Йон, пожалуйста! Иначе я сойду с ума.
Йонатан вел машину медленнее, чем обычно.
– В принципе, существует только две возможности, – осторожно сказал он, – ты или родишь ребенка, или избавишься от него. Третьего не дано. Компромисс невозможен.
– Великолепно, – насмешливо сказала она. – Ты не поверишь, но до этого я тоже дошла своим умом.
Йонатан боялся рассердить ее еще больше, поэтому ничего не говорил, пока они не вернулись домой. Он приготовил ей теплую ванну для ног. Она сидела с закрытыми глазами и наслаждалась.
– Поговори со мной, – чуть слышно попросила она, – скажи мне все, что приходит в голову. Даже если ты будешь повторяться. Все равно. Моя голова пуста, у меня такое чувство, что я больше вообще не смогу думать.
Йонатан не мог припомнить, чтобы он когда-либо оказывался в столь сложной ситуации.
– Яна, – начал он тихо, – ты знаешь, что я безнадежный фаталист. И точно так же я рассматриваю то, что сейчас происходит с нами. Мы не хотели ребенка… – Он запнулся, потому что счел данную формулировку чрезвычайно неудачной, но Яну, похоже, она не задела. – Я имею в виду, что мы не собирались рожать ребенка, потому что хотели еще обождать.
– Об этом мы никогда не говорили.
– Потому что это было само собой разумеющимся. Даже без того, чтобы мы об этом прямо говорили. Потому что и твоя, и моя карьера только-только начали развиваться.
Яна вздохнула.
– Но так получилось. И поэтому я думаю, что так оно и должно быть. Мы должны родить этого ребенка, у нас должен быть этот ребенок, мы должны жить с ним! Я не имею понятия, почему, но, возможно, мы получим ответ на этот вопрос лет через пять или десять, а может, только через двадцать-тридцать! Тогда мы будем знать, почему это было хорошо и правильно, чтобы этот ребенок появился сейчас. Может, он должен изменить нас или направить нашу жизнь в совершенно другую сторону.
– Я не хочу, чтобы мою жизнь направляли в другую сторону, Ион. Я хочу танцевать! Те несколько лет, которые у меня еще есть. Детей рожать я смогу и в тридцать пять.
– Это никогда не бывает вовремя, Яна. Это всегда не вовремя.
– Только не для тебя. На тебе это вообще не скажется. А вот я… Я выпадаю из жизни. Я все эти годы работала как проклятая. Я танцевала и репетировала до потери сознания, а потом блевала за сценой, потому что у меня больше не было сил. И ни разу – ни одной плитки шоколада, никаких жареных гусей на Рождество, ни единой жареной сосиски на рынке или tagliatelle[21] в итальянском ресторане. Всегда нужно говорить себе «нет», отказываться от всего и танцевать. В девять часов утра репетиция, и не дай Бог, если накануне ты выпила бокал вина!