– Я знаю, Яна, я знаю…
– И вот наконец я смогла. Я этого добилась. В Берлине! И я, прима-балерина Немецкой оперы, оказалась слишком глупой для того, чтобы предохраняться! Какое дерьмо! Я такая дура, что все сама себе испортила. И это сейчас, когда я достигла всего, о чем даже не осмеливалась мечтать!
У Яны на глазах выступили слезы, но она не разрыдалась, а только вытерла нос, продолжая всхлипывать.
– Все, что ты говоришь, правильно, – прошептал Йонатан. – Я понимаю твою ситуацию так хорошо, как, наверное, никто на свете, и, поверь, я могу себе представить, что ты чувствуешь. Но все-таки…
– Что все-таки!
– Все-таки я прошу тебя, Яна, родить этого ребенка! Он ведь уже здесь. Мы не можем делать вид, что его нет. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я сам буду заботиться о нем, чтобы ты как можно скорее снова начала танцевать. Собственно, это должно быть вполне нормальным, что даже прима-балерина может быть беременной! Я буду делать все, чтобы поддержать тебя, это я обещаю! Пожалуйста, Яна!
Йонатан подошел, опустился на пол и положил голову ей на колени. Яна нежно погладила его по волосам. Потом оттолкнула его, вытерла ноги полотенцем и направилась к дверям.
– Я устала, – сказала она.
Гранд жете. Когда она прыгнула, то сразу же почувствовала, что сил у нее меньше, чем обычно, и что она, конечно, не взлетит так высоко, как всегда. Яна ощутила что-то непонятное и одновременно привлекательное в том, сколько мыслей одновременно пронеслось у нее в голове за долю секунды. В воздухе она рванула ноги на шпагат, хотя понимала, что ей не хватит времени, чтобы приземлиться привычным образом, так, как она уже репетировала сотни, а может, и тысячи раз, и ей это прекрасно удавалось.
Яне понадобилась лишь тысячная доля секунды, чтобы с отчаянием понять, что уже ничего нельзя изменить. А потом она упала и почувствовала острую боль в животе и спине. Она лежала на холодном паркете балетного зала и едва могла дышать. Она слышала голоса, но не понимала, что ей говорят, видела лица, но никого не узнавала.
Единственная мысль перекрывала все, делая ее глухой и слепой к тому, что творилось вокруг: «Мой ребенок, мой бедный ребенок, я этого не хотела!»
В это утро репетиция для Яны закончилась. Она приняла теплый душ, натерлась кремом, чтобы смягчить боль, пошла в столовую и выпила три чашки черного кофе. И снова мысль: «Наверное, следовало заказать чай, это было бы лучше для тебя».
По дороге домой она поняла, что ребенок уже с ней и она уже защищает его.
На следующей неделе Яна и Йонатан почти не виделись. Йонатану нужно было снять два спектакля в Немецком театре, а Яна репетировала роль Джульетты. Премьера балета должна была состояться через три недели.
В субботу в репертуаре снова была «Жизель». Яна спала до одиннадцати часов. Йонатан отправился в галерею, прикрепив к зеркалу в ванной комнате записку:
«Любимое мое сокровище, я купил свежий салат и немного лосося. Пожалуйста, приготовь себе поесть. Я заберу тебя после спектакля. Скучаю по тебе.
Яна улыбнулась, сняла записку с зеркала, смяла и выбросила в корзину для бумаг. Потом приняла душ, а после натерлась лосьоном для тела с ароматом ванили. Этот запах всегда поднимал ей настроение.
Если бы в доме была камера видеонаблюдения, если бы кто-нибудь снимал, что Яна делала в этот день, можно было бы решить, что фильм снимают в замедленном темпе, так ужасно медленно, словно привидение, она двигалась. Все равно – брала ли она чашку из шкафа, резала ли рыбу тонкими ломтиками, переворачивала ли страницу книги или беззвучно ходила на цыпочках по комнате.
С трех дня она целый час делала гимнастические упражнения на специальном мате в спальне, в четыре попыталась дозвониться до Йонатана, но он не взял трубку. Потом Яна надела джинсы, футболку, пуловер и легкую ветровку, обула кроссовки, упаковала спортивную сумку с полотенцами, колготками, боди, обувью и всеми теми вещами, которые ей нужны были в театре, выпила из пластиковой бутылки глоток минеральной воды, сунула бутылку под мышку и в шестнадцать тридцать вышла из дома. Так же, как всегда, когда у нее было представление.
Темно-синий «пассат» стоял возле подъезда. Яна забросила сумку в багажник, села в машину и поехала. Как всегда и как она привыкла. На следующем светофоре ей нужно было свернуть направо. Она выскочила на перекресток на скорости почти семьдесят километров как раз в то мгновение, когда светофор переключился на красный свет. Яна изо всех сил надавила на тормоза, и двигатель заглох.