– Как ты отнесешься к тому, что мы назовем ее Жизель? Я потеряла Жизель на сцене, а вместо нее получила новую.
– Это великолепная идея!
Йонатана мучило то, что они почти две недели не могли прийти к единому мнению по поводу имени девочки. Он уже был согласен на все, и теперь «Жизель» звучало для него, словно музыка.
4
Йонатан удивился, как ему вообще удалось заснуть в таком холоде, да еще и в сырой постели, но была уже половина восьмого, когда он проснулся. Как ни неприятно было под одеялом, все же там казалось теплее, чем в холодной, как лед, комнате. Он боялся вставать, тем более что невозможно было принять горячий душ, который хотя бы как-то компенсировал эту ужасную ночь.
Он не выдержит здесь больше ни дня. Он попросит Риккардо, чтобы тот отвез его в Амбру, и уедет ближайшим поездом. В этой квартире ни один человек не смог бы выжить зимой. Похоже, здесь действительно с октября по апрель никто и никогда не ночевал.
Он еще полчаса лежал в постели, укутавшись до самого подбородка, и пытался заснуть, но ему это не удалось.
«Все это бесполезно, – в конце концов сказал себе Йонатан. – Надо вставать. Нужно уходить отсюда, не покрываться же плесенью в этой кровати». Он с большим трудом заставил себя отбросить одеяло в сторону, дрожа от холода прошел в ванную, умылся и почистил зубы, которые тут же заныли от ледяной воды.
Потом он оделся и вышел из квартиры. К открывшемуся виду Йонатан готов не был. Небо было нежно-синего цвета, и в солнечном свете он увидел покрытую лесом Тоскану. Светящийся белоснежный туман лежал в долинах, и окрестные деревушки выглядывали из него, напоминая средневековые замки на островах в море. Это было потрясающе! Йонатан обошел дом, и ему показалось, что в долине он рассмотрел Амбру, которая кое-где выступала из дымки.
Он видел луга, оливковые рощи и густой лес из пиний, дубов и кедров.
Вокруг колодца и за домом тоже стояли кипарисы, растрепанные и согнувшиеся от ветра.
Он не ожидал, что усадьба будет такой большой, а вид настолько великолепным, но это ничего не изменило в его решении как можно поскорее исчезнуть отсюда.
Он прошел по крутой лестнице в переднюю часть дома, вошел в portico и постучал в дверь.
– Si! Venga![22] – услышал он звонкий голос Софии и, пробормотав «Permesso?»,[23] зашел в кухню.
В радиоприемнике звучал какой-то итальянский шлягер, и певец больше плакал, чем пел. Пальцы Софии ощупали аппарат, нашли нужную кнопку и выключили радио.
– Buongiorno,[24] – сказала она и с улыбкой повернулась к нему.
Он почувствовал удар в грудь, от которого перехватило дыхание. Вчера вечером он видел ее лишь мельком и в тени и больше думал об ужасном пристанище, чем о хозяйке. Кроме того, тогда ее волосы были распущены и частично закрывали лицо.
Сегодня она собрала свои прямые темные волосы на затылке и точно так же, как это делала Жизель, перехватила их несколько раз разноцветными резинками. Его это всегда восхищало: одно движение руки, всего лишь несколько секунд – и прическа готова.
И лишь сейчас, при свете дня, он рассмотрел лицо Софии во всех подробностях, которые не мог увидеть вчера вечером в темноте. Маленькие завитушки волос у корней и две выразительные ямочки, которые сейчас, когда София улыбалась, были видны совершенно отчетливо. Ямочки точно такие же, какие были у Жизель, на том же месте и такой же глубины.
И вдруг он увидел дочь так ясно, словно это было вчера. На пляже в Фуертевентуре, во время их короткого отпуска весной пять лет назад. Ей тогда было восемнадцать лет, она сидела перед ним на песке, загорелая до черноты и с мокрыми волосами. Ее кожа на руках и ногах была словно присыпана песком, на носу – легкий солнечный ожог. Она закопала ноги в мягкий теплый песок и рисовала на нем указательным пальцем волнистые, извивающиеся, как шеи, линии. И она сказала ему тогда:
– Здесь просто безумно хорошо. Этот остров действительно классный. Мир прекрасен, и ты тоже классный.
Она улыбнулась, и ему показалось, что ямочки на ее щеках стали глубже, чем были раньше. Она вскочила, легонько поцеловала его в лоб и бросилась в море.
Она плескалась в волнах, и ее такое молодое, совершенное тело выделялось темным силуэтом на фоне уже клонившегося к закату солнца. Йонатан смотрел на нее и готов был плакать от счастья…
Он заметил, что все еще молча стоит перед Софией.
– Buongiorno, – тоже сказал он.
И в этот момент понял, что должен остаться здесь.
– Вы хорошо выспались? – спросила она.
– Да, в какой-то степени, – ответил он тихо. – Правда, ночью было холодновато, а утром не хватало горячего душа.