– А когда ты хочешь ехать?
– Немедленно!
– У меня в следующий вторник экзаменационная работа. Последняя, – возразил Энгельберт.
Хеннинг помрачнел.
– Она что, такая важная?
– Конечно. Я над ней три месяца работал.
– Ладно. Тогда пиши свою дурацкую работу, а в среду мы уедем. Согласен?
– Согласен.
И Энгельберт хлопнул по руке Хеннинга.
Им понадобилось добрых десять минут, чтобы на велосипедах добраться до дамбы, потому что пришлось ехать против ветра. Вода блестела на солнце, как настоящее море.
– А там купаться можно? – спросил Энгельберт.
– Да, можно! – крикнул в ответ Хеннинг.
Наверху, на дамбе, ветер налетел на них с новой силой. Был прилив, и на морских волнах красовалась корона из пены.
– Я думаю, сила ветра от семи до восьми баллов. Вот здорово! – Глаза Хеннинга блестели. – Время от времени нужно проветривать легкие, это помогает навести порядок в голове.
Энгельберт с ужасом думал о том, что еще час-два придется крутить педали на дамбе, потому что в таком эйфорическом настроении, в котором сейчас пребывал Хеннинг, он вряд ли в ближайшее время захочет возвращаться. Хотя был уже конец июня, Энгельберт пожалел, что не захватил с собой шарф или хотя бы шейный платок. Еще с детства он страдал ангинами и отитами, и уже чувствовал, что у него першит в горле. Он старался не дышать ртом и сжимал руль правой рукой, левой придерживая ворот куртки. Из-за этого у него не хватало сил давить на педали, и он постоянно отставал от Хеннинга.
Дамба простиралась перед ними, прямая как стрела. Узкая, вымощенная булыжником дорога, казалось, исчезала на горизонте, и ей не было конца. Она была усеяна овечьим навозом, и Энгельберт постоянно пытался объехать его, что очень усложняло управление одной рукой. Несколько чаек, издавая хриплые крики, парили над водой. Энгельберт понимал, что находится не в лучшей форме, и тосковал о чашке горячего чая, кресле и какой-нибудь книжке. Пусть даже это будет справочник по трудовому праву, который он как раз прорабатывал. Все же лучше, чем ехать на велосипеде по дамбе, на которой совсем никаких развлечений, разве что на горизонте еле виднеется какой-то корабль.
Через каждую пару сотен метров им приходилось останавливаться, открывать ворота в деревянных заборах и протаскивать в них велосипеды. Заборы нужны были для того, чтобы овцы с участков не разбредались по всей Северной Фрисландии.
– Тебе нравится? – спросил Хеннинг, когда они оказались уже у третьего забора.
Энгельберт лишь молча кивнул.
– Вот увидишь, когда мы вернемся домой, ты будешь чувствовать себя так, словно родился заново. А сегодня вечером мы еще и погуляем. Общество любителей игры в шары устраивает праздник, тебе определенно понравится.
Энгельберт сомневался в этом. Похоже, вечер в кресле отодвигался на неопределенное время.
Сначала Энгельберт решил, что это овца, одиноко стоявшая на дороге, но, когда они подъехали поближе, увидел, что навстречу им идет женщина. На ней была длинная черная юбка и слишком широкий пуловер, что показалось Энгельберту необычным для прогулки у моря.
Кроме того, она слегка подволакивала левую ногу, но это бросалось в глаза, только если присмотреться.
Хеннинг затормозил. Энгельберт прикинул, что женщине, стоявшей сейчас перед ними, на вид около тридцати лет. У нее были рыжеватые волосы и очень бледная, почти белая кожа. Ее глаза были серо-зеленого цвета, из чего Энгельберт заключил, что цвет ее волос натуральный.
– Привет, Неле! – сказал Хеннинг. – Это я, Хеннинг. Ты меня еще помнишь?
Неле кивнула и как-то странно улыбнулась. Так улыбаются люди, попавшие в чужую страну, если их о чем-то спрашивают, а они не понимают ни слова.
– Я снова здесь, Неле. У родителей. Приехал на пару дней.
Неле снова улыбнулась, еще шире.
– Как дела, Неле?
– О, о… – улыбнулась она. – О, о, о, ла, ла… – И добавила на нижненемецком простонародном диалекте: – Какие наши дела на старости лет?
Потом крутнулась перед ними.
– Здорово! Я рад, Неле.
Неле прикоснулась кончиком пальца к груди Энгельберта:
– А кто это?
– Это мой друг Энгельберт. Я хочу показать ему свою родину.
Неле засмеялась, затем вдруг стала серьезной и, не говоря ни слова, отвернулась от них.
– Пока! – крикнул Хеннинг, но Неле никак не отреагировала и пошла своей ковыляющей походкой дальше по дороге.
– Кто это? – спросил Энгельберт.
– Неле, дочь Бруно, кузнеца. Его единственная дочь. У нее не все в порядке с головой, но он безумно ее любит.