Шаткой походкой я поплелась по коридорам медицинской школы обратно на сладкий и свежий воздух Ланкастер-роуд, где не пахло резиной и химической лабораторией, уселась в свою машину и попыталась отдышаться. Я все запорола. На первом же испытании в медицинской школе я сломалась. Хуже того, этот секционный зал казался мне чуть ли не церемонией посвящения. Пока мои будущие коллеги оставались в том подвале, превращаясь во врачей, я сидела в своей машине, наблюдая за каплями дождя на лобовом стекле, и недоумевала, как вообще могло прийти в голову, что мне это по плечу.
Следующие две недели я неоднократно пыталась зайти в секционный зал. Я отправлялась в подвал, когда поблизости не было других студентов, в надежде, что в одиночестве мне будет проще привыкнуть к смерти. Это не помогло. Я спустилась, чтобы поговорить с кем-то из анатомов, наверное, в надежде на какое-то сочувствие, какое-то понимание. Сотрудница рассказала мне про важную роль препарирования в обучении языком глянцевых страниц рекламной брошюры медицинской школы, однако я не слушала – я смотрела за ее правое плечо, на полиэтиленовый пакет с дюжиной отрезанных голов. Я кивнула и ушла. Я даже сходила к своему терапевту в надежде, что мне помогут лекарства.
– Не думаю, что это для меня, – сказала я. – Не думаю, что я справлюсь.
Она смотрела на меня:
– Но ты должна. Тем более теперь.
Я подняла на нее глаза, отвлекшись от мыслей о жалости к себе:
– Почему?
– То, как ты повела себя в секционном зале, говорит мне, что из тебя выйдет очень хороший врач.
Мне вовсе не казалось, что из меня получится хороший врач. Я чувствовала себя самозванкой. Нелепой.
Секционный зал стоял в расписании каждую неделю, но я продолжала держаться от него подальше. Я понимала, что мне следует либо сдаться прямо сейчас, либо наконец зайти туда, пока мои метания не стали невыносимыми.
Помимо секционного зала, генетики, физиологии, фармакологии и многих других новых и загадочных предметов в первом семестре в медицинской школе нас знакомили с патологией. Ординатор, которая нам преподавала, оказалась примерно одного со мной возраста. Она была забавной и умной и объясняла нам свой предмет с таким пылом и энтузиазмом, что всем в аудитории захотелось стать патологоанатомами. Кроме того, она была из тех людей, к которым сразу же проникаешься симпатией, и под влиянием своей необузданной спонтанности однажды я попросилась сходить с ней на вскрытие. Разумеется, если бы я занималась какой-то полезной работой в практической анатомии, решала загадки и давала ответы, то мне, конечно, помогли бы избавиться от страхов. Но я была студентом-медиком первого курса. Я (буквально) пришла с улицы. Она же явно ответит мне отказом, что тоже неплохо – если мне было не по себе в чистом секционном зале без пятнышка крови, то как я смогу перенести вскрытие?
Она согласилась.
5
Выбор
Каждый раз, придя в больницу, вы понимаете, куда вам нужно. Во всех коридорах над головой висят указатели. На полу нарисованы стрелки. Разноцветные планы с надписью «Вы здесь!» прикручены к стенам. Все подписано, все размечено. Заблудиться просто невозможно, во всяком случае, в теории, так как местонахождение каждого отделения обозначено и на дверях висят объяснения.
На двери же, которую искала я, никакого объяснения не было. Она располагалась у стойки регистратуры, в небольшом закутке больницы. Ни таблички, ни описания на стене, и, если заметить ее, проходя мимо, можно подумать, что дверь ведет в какую-нибудь кладовую или небольшую гардеробную.
Я решила добираться на учебу из дома каждый день, и в то утро во время долгой поездки (час и сорок пять минут) я слушала радио на большой громкости. Оно меня отвлекало, наполняя машину и голову текстами песен. Тогда я не знала, что несколько часов спустя буду возвращаться домой в полной тишине. Музыка в итоге станет для меня своеобразным барометром и будет нужна, чтобы отвлечься или найти утешение. Ее отсутствие будет свидетельством особенно тяжелого дня, когда необходимо обработать в тишине собственные мысли, и я неоднократно всю дорогу до дома буду проводить в полной тишине.
Найдя дверь без надписи, я вошла и сразу же наткнулась на лабиринт коридоров. В кабинетах по обе стороны за горами больничных карт печатали секретарши. Мимо проходили тихо переговаривавшиеся люди с чашками кофе в руках. Все выглядело совершенно обычно. Я прошла по еще нескольким коридорам, открыла еще несколько дверей без надписей, и каждую последующую было все тяжелее преодолеть, словно в какой-то реалистичной компьютерной игре. Магнитные пропуска. Клавиатуры. Коды я записала на листочке и теперь аккуратно набирала на серебристых кнопках. В какой-то момент я застряла межу двумя дверьми, и мужчине в медицинской форме пришлось меня спасать, однако в итоге я добралась до своей конечной цели – морга, где меня встретила наш ординатор.