Я кивнула, но внутри меня все горело от нетерпения. Анне хотелось поговорить о жизни, рассказать о себе, а я только о Бинге и думала. Но я не стала торопить ее: пусть выговорится. Она рассказала мне о встрече с ужасно богатым вдовцом Расселом Хопкинсом, который по уши втрескался в нее, предложил ей руку и сердце и все сокровища мира в придачу. Он немолод, но такой душка. Уж лучше быть любимой девочкой старика, чем рабыней молодого красавца. Она была так счастлива с ним. И с Руди он хорошо ладит, даже собирается послать его в Гарвард. Относится к Руди не хуже, чем к своей дочери Каролине.
— Я так счастлива была, — повторяла она снова и снова. — Расс считает меня ангелом небесным. Что он обо мне подумает, когда узнает об этом мальчике… Стивене… Бинге… как вы его там называете. Он сочтет, что я просто чудовище, отдала тебе своего родного ребенка!
— Не сочтет, Анна, я уверена, что нет. Он поймет, как тебе было тяжело, в какие обстоятельства ты попала. Поймет и простит тебя.
— Но у него столько влиятельных друзей в Нью-Йорке и Бостоне. Бостонцы все такие респектабельные люди, снобы, если уж на то пошло. Они не одобрят моего поступка, не должна я была отдавать одного из близнецов в аренду сразу после его рождения только потому, что не могла себе материально позволить содержать его.
Меня передернуло. Надо же, оказывается, она сдала мне Бинга в аренду! Я никогда не считала себя его приемной матерью и сейчас не могла переступить через это. Он мой и только мой.
Мы снова начали спорить. «Прямо как в старые времена», — хмыкнула я про себя. Анна всегда думала в первую очередь о себе, и за прошедшие годы ничего не изменилось.
Я умоляла, я упрашивала ее найти Руди и разрешить ему помочь брату. Она рыдала, сопротивлялась, временами злилась и кидалась на меня, словно фурия. «Какое я имею право разбивать ее мирную жизнь?! — вопрошала она. — Почему думаю только о том ребенке, которого усыновила? А о втором несчастном мальчике даже не задумываюсь? С него кожу заживо сдерут, а мне все равно».
Я отбивалась, напоминала о страданиях бедного Бинга, которые ни в какое сравнение не идут с тем, что придется перенести Руди. «Нет, нет, ни за что!» — повторяла Анна, и я бросалась на нее с рычанием, как самка, защищающая своего детеныша. Именно так я себя и чувствовала, так и вела себя. Орала. Наверное, мы всю гостиницу своими воплями на уши поставили, хотя, с другой стороны, вряд ли — итальянцы ведь не англичане, они частенько выходят из себя, и такие бурные сцены никого не удивляют.
— Послушай, Анна, если ты сейчас откажешься, то собственными руками убьешь Бинга, — сказала я. — Будешь повинна в смерти своего собственного сына.
Анна отпрянула назад, покраснела, потом побледнела. Бросилась на подушку, вцепилась в нее пальцами и принялась стучать каблуками по кровати, прямо как в кино.
— Ты животное!.. Сказать мне такое! Ты просто чудовище! Отвратительная тварь! Как ты можешь такое говорить! Хочешь свалить всю ответственность за Бинга на меня! Это несправедливо. Он все равно может умереть, даже если я разрешу эту операцию.
— Он не умрет, если ему сделают эту пересадку, — процедила я сквозь зубы, склонившись над ней. — Я это знаю. Ему надо дать шанс. Будь ты нормальной доброй женщиной, то обязательно дала бы ему этот шанс. У тебя просто сердца нет. Ты злобная мачеха, а не мать. О господи, поглядела бы я на тебя, если бы твой Руди оказался на месте Бинга, а я отказалась бы спасти его.
Анна села. Как же она изменилась, промелькнуло у меня в голове. А всего только час прошел. Куда только подевалась чудная, цивилизованная до мозга костей американка миссис Рассел? Передо мной сидела первобытная женщина, волосы всклокочены, глаза горят, тушь по лицу размазалась. Словно из дурдома сбежала. И все же сомнения грызли ее, и она колебалась. Анна ничего не говорила. Только сидела и мотала головой из стороны в сторону. Словно старалась прогнать пустившую корни и все разраставшуюся совесть.
Я опустилась на колени и взяла ее за руки. Я даже представить себе не могла, что когда-нибудь стану участвовать в подобной сцене. Та Кристина Росс, которую все знали, была совсем другой. Сегодня я была такой же страстной и безумной самкой, как и Анна. Даже хуже!
— Анна, Анна, умоляю тебя, даже если ты никогда никаких благородных поступков в жизни не совершала, прошу, прошу тебя, позволь Руди попытаться спасти своего брата. Ради бога, дай ему шанс. Я ничего не могу предложить тебе взамен, только свою безмерную благодарность. Я так люблю Бинга. В нем вся моя жизнь. Может, он не плоть от плоти моей, не кровь от крови, но мне кажется, что это так. Если бы ты только видела его маленькое забинтованное тельце, эту вселенскую боль в голубых глазах! А ведь он всегда был таким смешливым, таким веселым, настоящий спортсмен. Ты бы обязательно полюбила его, если бы узнала поближе.
— Руди тоже спортсмен. — Лицо Анны снова скукожилось от наступающих рыданий. — Видела бы ты его с друзьями в бейсбольной команде. И глаза у него тоже голубые. Только вот зрение — не очень, это от бабушки досталось. Приходится очки носить.
— Бинг тоже очки носит, — затаила я дыхание. — Окулист говорит, это наследственное. И один зуб кривой. У Руди есть кривой зуб? Резец слева. Его даже пришлось удалить, чтобы остальные зубы нормально росли. Слишком большие, говорят.
Анна немного успокоилась, сидела, обхватив колени руками и уставившись перед собой невидящим взглядом.
— То же самое, то же самое, — пробормотала она. — Даже с этим дурацким передним зубом. Они как две горошинки в одном стручке.
— Близнецы, — напомнила я ей. — О, Анна, неужели ты не понимаешь — если Бинг умрет, это все равно что Руди умрет? Ты не можешь допустить этого.
Анна опустила голову и тихонько заплакала.
— Анна, милая, — не сдавалась я. — Я знаю, это просто ужасно, это такой шок для тебя. Но я слово даю, если бы я оказалась на твоем месте, я посчитала бы своим долгом спасти Руди. Призналась во всем Стиву и отвезла бы Бинга к тебе.
Она подняла свое мокрое от слез лицо.
— Я верю тебе. Ты такая сильная, такая решительная. Ты всегда говоришь правду. Но Крис, Крис… как на это Расс отреагирует?
— Я поговорю с ним, скажу, что это была моя идея, что я заставила тебя.
У Анны вырвался нервный смешок:
— Вряд ли это обелит меня. Я не имела права разлучать близнецов, ты же все время твердила мне об этом. Предлагала забрать «Первого» обратно, несмотря на наш уговор. — Она провела тыльной стороной ладони по глазам и вздохнула, как опечаленный ребенок. — Не думай, что я такая бессердечная, что я никогда не вспоминала второго близнеца. Иногда, когда я встречала близняшек, я вспоминала о брате Руди и думала, как бы они смотрелись вместе.
— Я тоже очень часто думала о тебе и Руди, Анна.
— Ты рассказала Марии-Жозефе об этой истории?
— Что ты, нет, конечно! Кстати, ты знаешь, у нее тоже близнецы. Это у вас в роду.
— Да, я слышала о сыновьях Вилли, — кивнула Анна. — А теперь расскажи мне еще про Бинга. Какое смешное прозвище. Бинг!
Я поднялась. У меня было такое чувство, будто я попала в торнадо и у меня появилась надежда на спасение. Я рассказала Анне о том, откуда появилось это прозвище, о младенчестве Бинга, каким славным он был малышом и каким милым он вырос. Все его любили. В школе он не слишком хорошо успевал, но зато спортсмен из него — первоклассный. Этим летом выиграл соревнования по бегу. И в крикет отлично играет, и в футбол. Ум у него такой пытливый, постоянно что-то мастерит, чинит. И так нас любит, «мамуся и папуся» — на первом месте. Мы так счастливы были.
Анна внимательно слушала мой рассказ, время от времени кивала. Слезы высохли.
— Это сверхъестественно. Просто невероятно. Ты как будто про Руди рассказываешь.
Я рассмеялась:
— Он же твой сын, Анна. Разве ты не видишь, Бинг — твой сын.
— Да, — глубоко вздохнула она.
Она опустила ноги на пол, достала из сумочки бумажник и вытащила фотографию. Прямо как я со снимком Бинга.
У меня сердце перевернулось.
На меня смотрел Бинг. В шортах, белом свитере и с бейсбольной битой в руках. Руди улыбался. И был в очках. Волосы немного короче, но в остальном — вылитый Бинг. Я даже дар речи потеряла.
— Они — одно лицо, Анна. — Слезы потекли у меня по щекам. — Их нельзя было разлучать. Они бы так сильно любили друг друга.
— Но им снова придется расстаться, вот что самое страшное, — сказала Анна. — Не можем же мы жить все вместе только ради близнецов — ты со Стивом и я с Рассом. — Она одновременно всхлипнула и засмеялась.
— Не стоит заглядывать так далеко вперед. Все само собой уладится. Мальчики узнают друг друга получше и будут общаться… потом.
Внезапно лицо Анны засветилось, в глазах появился прежний блеск.
— Да. Да, Бинг может приезжать к нам в Бостон. У нас такой шикарный дом, с бассейном, за городом. Он здорово проведет время.
— Мы — всего лишь бедные фермеры, но Руди тоже может приехать к нам и попробовать простой английской жизни в Суссексе, — подхватила я.
Анна принялась вышагивать по комнате. Она совершенно успокоилась.
— Знаешь, я тут вспомнила их рождение, там, в шале. Ты была со мной так мила.
— Помнишь маленького «Первого»? Я тогда так Бинга называла, потому что он первым родился.
— Да. Помню.
— Стив был на седьмом небе. Все так хорошо шло… до сих пор.
Анна остановилась и уставилась на меня:
— Говоришь, он плохо отнесся к твоему признанию?
— А чего ты ждала? Он был просто в ужасе, когда узнал, что Бинг — не его сын.
— Но свою кожу он ему все же дал?
— Дал. Он не может вот так просто взять и разлюбить мальчика, в этом я абсолютно уверена, но меня он ненавидит.
— Может, Расс тоже возненавидит меня.
— Это разные вещи, Анна. Абсолютно разные. Ну узнает Расс, что у Руди есть брат, что с того? На его жизнь это ведь никак не повлияет.
— Он считает меня верхом совершенства. И вдруг он поймет, что я могу и врать, и изворачиваться.
У меня сердце упало. Неужели Анна снова пошла на попятную.
Я стала убеждать ее, что врала и изворачивалась я, а не она. Она ничего плохого не сделала. С этической стороны если только, но ведь она не называла Руди сыном Рассела Хопкинса. Со Стивом все иначе, его можно понять.
— Знаешь, — заключила я, — мне было совсем не важно, бросит меня Стив или нет. Я только о Бинге думала. В этом Стив со мной полностью солидарен. Мы оба хотели найти Руди.
Анна тяжко вздохнула:
— Наверное, ты права, я действительно стану убийцей, если не помогу вам. Но как подумаю о предстоящих страданиях Руди, мне аж дурно делается. Но сначала мне надо с сэром Джоном Риксон-Доддом повидаться, если он заверит меня, что ничего страшного в пересадке нет, я соглашусь.
У меня голова от радости закружилась, я обняла Анну и расцеловала ее:
— О, Анна, спасибо тебе, спасибо, спасибо! Я никогда не смогу отблагодарить тебя. Я знаю, что тебе тоже тяжело. Как здорово, что ты сказала «да», ты такая храбрая! Ты ведь жить спокойно не смогла бы, если бы отказала мне, правда? Ты правильно поступила, сделала это ради Бинга, твоего сына!
Я чуть с ума не сошла от счастья, у меня будто гора с плеч свалилась. Теперь настала пора обсудить детали.
— Ты простишь меня, если я буду по-прежнему называть Бинга своим сыном? — спросила я. — Я знаю, что это не так, но мне до сих пор кажется, что это я его родила, если ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю, но он ведь мой. — Анна мотнула прелестной белокурой головкой. Опять тот же эгоизм! Ох уж эта неисправимая человеческая натура! Решила поступить правильно, но не может утерпеть и не уколоть меня. Она ведь знала, как мне больно будет, но все же не сдержалась.
— Здесь так душно, — поспешила я перевести разговор. — Давай-ка выйдем на солнышко. Надо обсудить подробности. Нельзя терять ни минуты.
— Отлично! — согласилась Анна.
Мы допили еще теплый кофе и спустились вниз.