Я кивнула:
— И что дальше?
— Придумаю что-нибудь, например, скажу, что его бостонские приятели попросили заехать к нему, когда буду в Риме. Он либо согласится повидаться со мной, либо скажет, что улетает. Так мы хоть в курсе будем.
Я моргнула.
Гил просто фонтанировал идеями, и я оставила все на его усмотрение.
Он пошел в гостиницу и вернулся только минут через десять, в зубах — сигара, одна бровь приподнята.
— Сработало, дорогая. Мистер X. легко запал на мою историю о бостонском друге, а когда он начал расспрашивать, что это за друзья такие, я притворился, что плохо его слышу, помехи на линии. Но насколько я понял, они улетают обратно в Штаты завтра утром. Я как бы между прочим поинтересовался, не собираются ли они обратно, и он сказал — да, жена себя плохо чувствует.
У меня сердце упало, но к этому ощущению я уже начала привыкать. Бесконечные разочарования давали о себе знать.
— Я так и знала, Гил. Что теперь?
— Наймем машину получше и отправимся в ночь до Рима. От Генуи до столицы всего часов пять-шесть ехать.
Я снова кивнула. Сила и уверенность, исходящие от Гила, окутали меня, словно непробиваемые доспехи, и я вновь обрела надежду.
— Ладно, Гил, как скажешь.
— Бенно говорит, что до полуночи ни одного рейса до Рима нет, кроме того, в это время года мы можем запросто не попасть на самолет. Так что рисковать не стоит. Машина гораздо надежнее. Мы будем в Риме до двенадцати ночи.
— Ты — просто чудо какое-то, Гил!
— Беги позвони в больницу, узнай, как там мальчик. Новости из дома должны приободрить тебя.
— Надеюсь, — вздохнула я.
— И уложи свои вещи, милая, — добавил он, — вдруг придется остаться в Риме на ночь. В любом случае Бенно мы скажем, что до завтра или послезавтра ждать нас не стоит.
Гил знал, что делал, он умел быстро и решительно расправиться со всеми делами. К тому же за обедом он сказал мне, что несколько дней съемок все равно не будет, так что это время он легко может посвятить мне.
Я пошла звонить в Англию и через невероятно короткое время уже разговаривала со своим мужем.
— О, привет, — послышалось в трубке. Голос Стива звучал вполне обыденно. — Да… я могу говорить. Бингу снотворное дали, я ему не помешаю. Телефон у нас в палате.
— О, Стив, как он там?
— Без изменений.
— Улучшений нет?
— Врачи говорят, улучшений еще рано ждать, слишком мало времени после пересадки прошло. Сначала ему вроде бы полегчало, но потом процесс остановился. Но волноваться пока не о чем.
— Но это ведь ненадолго… то есть это улучшение… если только… — Я замолчала. У меня ком в горле застрял. Внезапно я почувствовала, что не могу говорить с мужем вот так, не глядя ему в глаза. Мысль о том, как далеки мы и физически, и духовно, была просто невыносима. В его голосе не слышалось ни капли тепла, он даже из вежливости моим здоровьем не поинтересовался.
— Насколько я понял, у тебя особых новостей нет?
Я рассказала ему про Анну. Стив закашлялся и прочистил горло:
— Какое разочарование! Но я никогда не был особо высокого мнения о твоей драгоценной Анне.
— Знаю, она просто невообразима, но я уверена, что это ее муж, Рассел Хопкинс, заставил Анну переменить свое мнение. Он без ума от Руди, не желает рисковать здоровьем мальчика.
— Господи! — неожиданно взорвался Стив. Это было так на него не похоже. — Значит, пусть наш сын умирает!
«Наш сын». Я чуть не подавилась от удивления. Неужели Стив и правда так считает? Неужели он до сих пор признает, что годы совместной жизни связали нас невидимой нитью, а Бинг — главное звено в этой цепи? Голос у меня задрожал.
— О Стив, Стив, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Представь, что мне пришлось пережить, но я не собираюсь сдаваться. Мистер Барретт помогает мне, мы с ним в Рим едем. Он просто чудо, такой замечательный друг. Говорит, что постарается склонить Хопкинса на нашу сторону. Не знаю, что бы я без него делала!
Мы обсудили предстоящую поездку в Рим и шансы уговорить Анну и ее мужа послать за Руди.
— Как ты такое выдерживаешь… — сказал Стив. И добавил, вымучивая слова: — С тобой все в порядке, Крис?
Я готова была запрыгать от радости и облегчения. Глупо ждать, что Стив так быстро переменится, но, по крайней мере, ледяная стена безразличия немного пошатнулась.
— Да, Стив, спасибо. А тебе не слишком больно, милый?
— Со мной все в порядке.
— Когда Бинг просыпался… он спрашивал обо мне?
— Конечно, ему хочется вестей от тебя, и я сказал, как мы договорились: что ты болеешь и тебя не пускают. Он велел передать тебе свою любовь.
— И ему мою передай. — Слезы градом покатились по моим щекам. — Я буду каждый день посылать ему открытки. Я все время о вас думаю. О, Стив…
Высокий голос ворвался в наш разговор и поинтересовался, хотим ли мы продлить время.
— До свидания, Крис, — поспешил сказать Стив. — Удачи тебе!
Ответить я ничего не смогла и молча положила трубку. Я закрыла лицо руками и зарыдала. Мне так хотелось верить, что у нас со Стивом все будет хорошо, но его поведение говорило об обратном. Он никогда не простит меня, что бы я ни делала, как бы ни старалась. «Не стоит обманывать себя только потому, что сегодня он немного смягчился и поинтересовался, как у меня дела», — в отчаянии подумала я.
А время летело стрелой, и жизнь Бинга держалась на волоске надежды. Я покидала вещи в сумку, умылась и, когда Гил зашел за мной, уже окончательно успокоилась, и была готова отправиться в путь, навстречу судьбе.
В Генуе нас ждал Жако с сумкой для Гила. Вскоре мы уже неслись по автостраде, одной из самых шикарных дорог Италии: чуть ли не единственная стоящая вещь, которую безумный Муссолини оставил своему народу в наследство.
Полная луна освещала нам путь. Водитель — молодой улыбчивый итальянец — гнал, словно на ралли. Скорость зашкаливала за сто восемьдесят, но сейчас мне было все равно. Я думала только о том, как поскорее добраться до Рима и снова поговорить с Анной. Теперь у меня за спиной был Гил — если уж он не добьется успеха, то никто не сможет.
Гил по-дружески обнял меня за плечи, и я прильнула к нему. Как же с ним хорошо и спокойно! Первый час Гил молчал, словно воды в рот набрал, наверное, обдумывал план действий, а потом его будто прорвало, и он начал рассказывать о себе, о Салли и об их неудачном браке. Мощные автомобили рвались вместе с нами по направлению к Вечному городу, но лишь немногим удавалось обойти нас, наш шофер зорко следил за этим.
Внезапно я вспомнила Стива, и совесть снова начала мучить меня. Я беспокойно заерзала в объятиях Гила и попыталась высвободиться, но он лишь крепче прижал меня к себе:
— Не смей! Послушай, милая, я не собираюсь заниматься с тобой любовью. Не думаю, что в будущем у меня хватит на это духу. Но я люблю тебя, и с этим ты ничего поделать не сможешь.
Щеки мои вспыхнули, на сердце потеплело. И не в первый раз. Интимной близости мне с ним не хотелось, и все же я чувствовала и страсть, и признательность к этому необычном человеку, который вошел в мою жизнь в тот момент, когда больше всего на свете мне была нужна дружеская поддержка.
«Может быть, наступит день, когда я смогу рассказать о нем Стиву», — подумала я.
А Салли — просто дурочка. Потеряла любовь такого мужчины!
Внезапно мне стало хорошо и спокойно, я знала — стоит нам добраться до Рима, и все устроится.
Но мы так и не добрались туда, по крайней мере, не в тот вечер.
Роскошная итальянская ночь с ее полной янтарной луной и огромными бархатными звездами оказалась фатальной для нас с Гилом, не говоря уже о нашем водителе. На горизонте уже показались чудесные холмы древнего города, когда случилось непоправимое.
Как установили впоследствии, наш водитель был не виноват. Огромный «ситроен», который на бешеной скорости несся нам навстречу, потерял управление, и его вынесло на нашу полосу. Мы видели, как это произошло, но то ли нашего водителя ослепило фарами, то ли он не успел вовремя среагировать, но аварии избежать не удалось. Шофер погиб на месте, а нас с Гилом только чудо спасло, не иначе. Все произошло молниеносно. Я помню, как услышала свой вопль и крики Гила. Потом — визг тормозов, люди бегут, клаксоны гудят. И — пустота. Только Бинг. Он — в этом жутком поезде.