В итоге он поднял голову и поглядел на меня. В этом взгляде я прочла гораздо больше, чем простую благодарность.
— Господи, да ты через настоящий ад прошла за эти четырнадцать дней. Бедная Крис! Тебе и впрямь досталось, но ты молодец, справилась.
Мне хотелось взять его за руку и прижать ладонь к своей щеке, но я не могла. Просто сидела и молчала.
— Я все время о вас с Бингом думала, — выдавила я наконец. — Все время. Это просто кошмар наяву. Я словно выжатый лимон себя чувствую.
— Ничего удивительного.
— И даже чуть не погибла, — глупо хохотнула я и тронула себя за нос.
Стив поцокал языком:
— Так и есть. Мне очень жаль, что это произошло. Говоришь, несчастный водитель скончался?
— Да. Вот бедолага! А у Гила плечо вывихнуто было. Мне очень повезло — только контузия да несколько незначительных повреждений на лице. Правда, из-за сотрясения пришлось в больнице задержаться.
— Ты ничего подобного мне по телефону не рассказывала.
— Не хотела волновать тебя понапрасну, — сказала я, помолчала немного и добавила: — И потом, мне казалось, тебе все равно. Я знаю, что ты ко мне чувствуешь. Не думай, что я забыла.
Стив покраснел и закашлялся:
— Что бы я там ни чувствовал, я не хочу, чтобы ты пострадала. Не передашь мне сигареты? Они вон там, на туалетном столике.
Я прикурила для него сигарету и сунула ему между губ, как всегда делала. Когда-то… лет сто тому назад… он, бывало, ловил мою руку и целовал в ладонь. Я бы душу дьяволу продала, сделай он так сейчас.
— Предлагаю пока не разбираться в наших чувствах друг к другу. Сейчас главное — Бинг, — только и сказал он.
Я кивнула и прочистила горло.
— Кстати, Стив, тебя удар хватит, когда ты Руди увидишь. Он скоро придет к тебе знакомиться. Такое фантастическое, просто невероятное сходство, только голоса разные. Но это и понятно, Руди ведь американец.
— Сестра только что сказала мне, что сэр Джон Риксон-Додд вскоре приедет сюда из Лондона, возможно, даже сегодня вечером. Он должен решить, когда делать пересадку.
Я снова кивнула и поднялась:
— Пойду навещу Бинга. Что ты сказал ему… про все это?
— Как мы договорились. Что мы усыновили его и воспитали как собственного сына, но его настоящая мать и брат живут в Америке и должны приехать, чтобы помочь ему.
— Так просто звучит… надо же.
— Да уж, — вздохнул Стив.
Я обернулась, стоя на пороге. Стив водрузил на нос очки и снова принялся за газету. Внезапно я с новой силой осознала, как люблю своего милого старину Стива, тихого такого, нежного Стива. Перед Гилом я была в неоплатном долгу, только и всего, несмотря на весь его шарм, красоту и невероятные человеческие качества. Любила я только Стива. Однолюбка — вот кто я такая, и меняться уже поздно.
— Я люблю тебя, Стив, так люблю! — прорвало меня. — Клянусь тебе! У меня сердце на части разрывается. Постарайся запомнить это.
Не давая ему опомниться, я выскользнула за дверь и захлопнула ее.
Только в этот момент я до конца осознала, какую рану нанесла своему дорогому Стиву. Ему было больно не потому, что я обманула его или лгала ему, и не потому, что я больше не была той девочкой, которую он возвел на пьедестал и на которую молился. Его сын оказался вовсе не его сыном — вот что так задело моего мужа. Если бы я могла сотворить чудо и повернуть время вспять, сделать так, чтобы наш безумный план не состоялся, я бы жизнь за это отдала.
А потом я увиделась с Бингом.
Несколько мгновений я стояла на пороге и смотрела на него. Он лежал тихо и спокойно. Может, ему недавно сделали укол, не знаю, но его голубые глаза показались мне сонными.
— Привет, мам, — чуть слышно проговорил он. Голосок такой слабый, особенно по сравнению с шумным Руди.
Я взяла стул и села рядом, изо всех сил стараясь не зареветь, — я убеждена, что плакать перед детьми нельзя ни при каких обстоятельствах; взяла его лицо в ладони и поцеловала запавшие щечки.
— Привет, Бинг.
Но на самом деле мне хотелось кричать: «О, мой милый, мой милый, мой родной!» Но Бингу бы это очень не понравилось. Несмотря на всю его любовь и преданность, выставленные напоказ чувства всегда смущали мальчика, даже если чувства эти исходили от женщины, которая, как он считал, была его матерью. Это все возраст. И все же я взяла его за руку — ту, которая не пострадала, и лицо его озарилось прежней улыбкой, обнажив кривые зубы. Я снова вернулась домой, в тот мир, которому принадлежала. Рядом со мной был мой мальчик. И никто-никто в целом свете не сможет отобрать его у меня!
— Где ты была? — спросил Бинг. — На каком самолете летела? Я получил твою открытку из аэропорта. Просто супер. Папа сказал, что ты в Америку уезжала по срочному делу. Что ты там делала, мам?
Я постаралась ответить на все его вопросы. Не вдаваясь в детали и подробности, я объяснила, что ездила в Бостон за его братом-близнецом. При упоминании о близнеце Бинг сморщил свой маленький курносый носик:
— Надо же! Вы только представьте, у меня есть близнец!
— Ты рад?
— Наверное. Я не знаю.
Я не стала уточнять, но имела возможность сравнить реакцию обоих братьев. Они очень похожи, конечно, но окружение и воспитание наложили свой отпечаток. Бинг — продукт английской жизни и традиционной английской школы. Немного застенчивый, робкий и стеснительный, он оказался не столь искушенным, как его выросший в Америке брат. Я всегда старалась стать Бингу другом, никогда не выставляла своих материнских чувств напоказ. Руди же был на сто процентов сыном Анны, такой же экспансивный и жизнерадостный.
— Хочешь увидеться с Руди? — спросила я.
— Да, но сначала мне с тобой поболтать хочется, мам.
Я была готова расцеловать его за эти слова, но молча сидела, оглядывая с ног до головы бедное обгорелое тельце, которое не вынесло бы объятий.
— Тебе не лучше, Бинг?
— Лучше, наверное. А как там Винстон?
— Я его еще не видала. Мы сразу в больницу приехали.
— Мне так хочется с ним повидаться.
— Обязательно повидаешься, скоро.
— Папа говорит, миссис Твист приходила навестить меня, но ее не пустили. А я бы хотел увидеться с ней, и с Беном тоже.
Бен — Бенедикт Флетчер — был лучшим другом Бинга.
— Может, ты и с Беном скоро увидишься, — сказала я.
— Когда я домой поеду?
Я изо всех сил сжала пальцы, стараясь придать голосу легкости:
— Надеюсь, что скоро, милый, но боюсь, все же придется немного подождать.
— Да, у меня пока еще все болит, — снова поморщился Бинг.
— О господи, — вырвалось у меня. — О господи…
— Мне не нравятся эти перевязки, — добавил он.
— Представляю себе. Но все говорят, что ты просто умница, молодцом держишься.
На длинных ресничках мальчика повисла крупная слезинка. У меня сердце остановилось, но я старалась не показать своей паники.
— Как бы мне хотелось, чтобы этого не произошло, мам.
— Нам бы всем этого хотелось, Бинг, но мы должны радоваться, что тебя вовремя достали.
— Я ведь не умру, правда?
— Конечно нет. Руди даст тебе свою кожу. Тебе объяснили насчет кожи близнеца?
— Папа говорил что-то, только я все равно не понял. Доктор Блэк говорит, что мне не стоит забивать себе голову.
— Доктор Блэк прав. Ни о чем не волнуйся.
Голова у меня на части раскалывалась, но я не обращала на это никакого внимания. Я оглядела пристанище моего сына. Шторки сегодня не задернуты — на улице пасмурно. Именно о такой погоде я и мечтала, жарясь под диким южным солнцем. Надо же, просто невероятно: всего несколько часов тому назад я изнывала от зноя в саду Хопкинсов.
На прикроватном столике покоился маленький походный будильник, который я ему подарила, и стопа книг. На обложке самой верхней из них красовался злобный индеец — Бинг с ума сходил по историям Дикого Запада. Рядом притулился кувшин с лимонадом и маленькая вазочка с розами из нашего сада, наверное, их миссис Твист прислала. На кровати лежало нераспечатанное письмо с заграничной маркой. Я узнала почерк крестной Бинга, которая вот уже несколько лет проживала на Майорке. Ни у кого не нашлось времени сообщить ей про аварию.