В миссис Крамер уживались две женщины. Одна была выпускницей Смит-Колледжа, имела диплом филолога, работала заместителем редактора в журнале «Коннектикут», вышла замуж за Тома Крамера, теперь сидела дома с двумя очаровательными детьми, а семьей ей были ученики и учителя. Входила в совет загородного клуба Фейрвью, члены которого славились безупречными манерами и прекрасным словарным запасом. Свой дом – хороший, высокоморальный и восхитительный – она выстраивала с особой тщательностью.
Другую Шарлотту Крамер, девушку, которая спала с отчимом и которую выгнали из дома, не знал никто. Ни одна живая душа не ведала, что она водила знакомство с полуграмотными алкоголиками, которые едва сводили концы с концами и умирали совсем молодыми. Что почти каждую ночь снимала с себя одежду ради мужчин вдвое старше ее по возрасту, от которых несло табаком и давно не мытым телом. Об этом не знал никто – кроме Боба Салливана. Шарлотта посадила эту девушку в клетку. Но со временем та стала трясти прутья с таким грохотом, что игнорировать ее запросы дальше было просто нельзя. Боб Салливан для Шарлотты стал орудием, позволявшим признать существование этой девушки и спокойно держать ее дальше взаперти. Связь позволила ей сохранить целостность натуры, потому как в обличье достопочтенной Шарлотты Крамер из Фейрвью она жила только наполовину.
С Бобом я вновь становлюсь той девушкой. Потаскухой, заставляющей меня заниматься самыми грязными делами. Боб хороший человек, но мы оба состоим в браке, и то, что мы делаем, конечно же, плохо. Не знаю, как это объяснить. Я очень упорно трудилась, чтобы вести «правильную» жизнь. Понимаете? Не думать ни о чем плохом и не совершать скверных поступков. Но этот соблазн не отпускает меня никогда. Понимаете, это что-то вроде курильщика в туалете, человека, по большому счету, спокойного, который скорее умрет, чем признается, что неравнодушен к табаку, но при этом все равно будет выкуривать сигарету в день. Одну-единственную. Которой вполне хватит, чтобы утолить жажду. Такой сигаретой для меня стал Боб.
Вы вполне можете осуждать Шарлотту Крамер за эту «сигарету». За то, что у нее есть тайные страсти, которые она не в состоянии контролировать. За то, что она не говорила всю правду. Что не посвятила мужа в подробности своей жизни. Но если вы станете ее судить, я обвиню вас в лицемерии.
Никто, ни одна живая душа не раскрывается до конца перед другим человеком. И если вы думаете, что к вам это не относится, задайтесь следующим вопросом: вы когда-нибудь лукавили, называя приготовленное женой блюдо прекрасным, в то время как на самом деле оно было просто отвратительным? А дочери говорили, что она выглядит отлично в уродливом платье? А занимаясь любовью, издавали охи и вздохи, в то время как мысли ваши блуждали далеко-далеко, составляя список продуктов, которые нужно купить в магазине? А посредственной работой какого-нибудь коллеги восторгались? Утверждали когда-то, что все в порядке, хотя на самом деле все было хуже некуда? Уверен, мы все не без греха. Невинная ложь, наглый обман, маленькая ложь тысячу раз в день – каждый из нас врет в любом месте и в любое время. Все мы от кого-то что-то да скрываем.
От этого вы вполне можете впасть в уныние. Может, даже умолкнете и немного задумаетесь, когда жена скажет, что вы получите повышение по службе или когда муж станет уверять вас, что вы очень понравились членам школьного родительского комитета. Истина заключается в том, что вы никогда не узнаете правды, а если бы даже узнали, то вам, не исключено, пришлось бы прилагать невероятные усилия для того, чтобы сохранить брак. Потому как голой, неприкрытой и всеобъемлющей правды не в состоянии выдержать ни один союз. Ни один. Как только близкие люди признаются в чувствах, которые на самом деле питают друг к другу, будь то в личной беседе или в разговоре с друзьями, не умеющими держать язык за зубами, все, пиши пропало. Разве вы этого не понимаете? Разве не знаете в самых глубинах своей души? Мы любим других за то, что они такие, как есть, а не другие, за то, что они внушают нам именно те, а не иные чувства. Как правило, мы терпим их недостатки и даже никогда не ставим их им в вину. Но стоит нам увидеть в их глазах отражение самих себя, чего, избегая отрицательных эмоций, не желает видеть никто, фундамент любви тут же дает трещину.
У Тома не было никаких шансов. Отражение Шарлотты в его глазах никогда не было достоверным, ведь он знал, что жена открыла ему только одну свою ипостась. Обеих знал лишь Боб Салливан, только он и никто другой.
Днем Шарлотта и Боб встречались в небольшом домике у бассейна на самом краю двора дома Крамеров. К нему вела грязная, почти полностью скрытая деревьями дорожка, которой пользовалась компания, обслуживавшая бассейн. Боб даже зимой мог поставить машину так, чтобы ее не было видно с дороги. Двор огородили забором. Им обоим было что терять.