О том, что такое издательский договор, к чему он обязывает обе стороны, я и не думала. И у меня есть оправдание: ведь те договоры, которые я подписывала с советскими издательствами, например, с «Физкультурой и спортом», являлись по сути своей чистой формальностью; то есть никто ни с кем не договаривался, просто я подписывала стандартный официальный документ. И когда я рассказала о своей прозе представителям другого издательства и у меня попросили тексты для публикации, те же, что должны были выйти в издательстве Русанова, я тексты дала, думая лишь о том, что вот, мне еще заплатят. А на самом-то деле я ведь нарушила договор! Но меня привлекло и то, что в новом издательстве я могла не скрывать свое авторство хотя бы формально, хотя фактически меня просили указывать свою фамилию лишь как фамилию «переводчика». Разумеется, издательство Русанова сердилось справедливо. Но издание моей серии было все же прекращено именно потому, что мне пришлось сознаться в своем авторстве. «Ряд» зарубежных классиков оказался одним человеком — Фаиной Гримберг. Впрочем, можно (и по-своему справедливо) полагать, что не следует обманывать читателя. В издательстве остался мой перевод Цвейга, экземпляров у меня нет. Жаль!
Из тех моих вымышленных авторов, которые увидели свет, мне особенно дорог Якоб Ланг, такой серьезный, сложный, философствующий прозаик с наклонностями поэта. Один из его романов — «Наложница фараона» — я писала несколько лет, изучая особенности иудейского ткачества и ювелирного дела в средневековой Европе; главными персонажами романа были ткачиха и ювелир. К творчеству Ланга примыкало и творчество Марианны Бенлаид (она же Мария Шварцкопф); из цикла ее новелл «Моя деревня Матана. Иудейские пасторали» опубликовано было две — «Демоны пустыни» и «Косматая на тропе любви». Мои «писатели-евреи», Жанна Бернар, Якоб Ланг, Марианна Бенлаид, естественно, тесно и, можно сказать, неразрывно связаны с темой Холокоста; им не уйти от интерпретации бесконечного разнообразия оттенков и тональностей /обреченности/, трагической обреченности.
Конечно, меня огорчало, что я фигурирую лишь в качестве «переводчика», что зачастую приходится сокращать биографические очерки, рассказывающие об «авторах»… Но более всего огорчали обложки. Ведь под такого рода пестрыми «корочками» могли обретаться тексты весьма определенного рода; и уж никак не мои. Так, в сокращенном варианте, без необходимых примечаний, вышел роман «Падение, величие и загадки прекрасной Эмбер», в котором я сделала осторожную попытку осмыслить меру влияния Достоевского на европейскую культуру ХХ века…
«Падение, величие и загадки прекрасной Эмбер» принадлежали Катарине Фукс (она же Кэтрин Рэндольф), писательнице, мучительно метавшейся между английскими и немецкими своими «корнями». Удалось опубликовать еще один ее роман: «Красавица». Фамилия «Фукс» должна была маркировать определенное влияние чешского прозаика Ладислава Фукса, автора великолепного романа «Мыши Наталии Мосхабровой»…
По моему замыслу, все мои вымышленные авторы (и я вместе с ними) представляют собой некий «альтернативный» литературный процесс; со своими традиционалистами и модернистами. Они все разные; но объединяет их то, что все они — странные, чудные люди (и я такая)…