Выбрать главу

Евстигнеев встал.

— Ну, и что же будет? — Шарифов смотрел прямо перед собой, но краем глаза видел Евстигнеева. Тот тщательно надевал свою темно-зеленую фуражку.

— Все может быть, Владимир Платонович… Конечно, когда получим протокол вскрытия, ясней станет. Ничего не могу сказать. Постараюсь только дело закончить быстрее. От нас и требуют-то оперативности.

Солнце ударило в окно — с него сползло облачко. Засияло стекло на письменном столе, заблестели пуговицы и погоны, и потертые рукава старенького кителя — ореол вокруг возник. Еще раз поправил фуражку строгий, отгороженный. Еще раз кашлянул в кулак и вышел.

Шарифов пошел вслед за ним. Нужно было отправить Наде телеграмму, что он не выедет. У выхода на улицу остановился: вдруг там муж Вдовиной с ребенком… Но двор был пуст. А за воротами увидел идущих по шоссе следователя и Лиду. Лицо у Евстигнеева было мрачное и растерянное, и шаги не такие широкие, как обычно. Шарифов обогнал их тропкой, идя по другую сторону кювета.

Возвращаясь с почты, снова увидел Евстигнеева. Тот сидел на лавочке у старого клуба. Дом этот теперь пустовал, а лавочка была замечательная, ее очень любила здешняя молодежь: через забор перегибались старые раскидистые кусты сирени. Правда, сирень была беспородная — цветы мелкие и гроздья не пышные, зато ветки нависали над лавочкой шатром. И если усесться на ней с девчонкой, не заметит вечерний прохожий, что там, в тени, — парочка.

Однако по виду Евстигнеева непохоже было, чтобы он наслаждался уединением. Он как-то весь высовывался из-под сиреневого шатра, сторонясь веток и гроздьев, ронявших на него маленькие блеклые цветки. Фуражка была сдвинута на затылок. И еще он курил, держал папиросу в горсти и время от времени дул на огонек. Что-то в нем было необычное.

Потом Шарифову припомнилось, что следователь-то зимой курить бросил.

Глава пятая

ЛИДИН МУЖ — ЕВСТИГНЕЕВ

Когда этой зимой Лида вышла замуж, Кавелина все говорила: «Я очень рада за нее. Я очень рада…» И почему-то при этом пристально смотрела в глаза Владимиру Платоновичу.

Евстигнеев, высокий, немного нескладный парень, такой же скуластый, как и Лида, был родом из-под Тулы — Лидин земляк. На этом-то у них и началось знакомство, кажется.

Месяца три следователь приходил к больнице и терпеливо сидел на крылечке хирургического, ожидая, пока Лида выйдет. Распахивалась дверь. Лида проходила мимо твердой, быстрой походкой, не оборачивалась, не здоровалась. Евстигнеев бросал папиросу, секунды две глядел Лиде вслед, а потом шел за нею. Шаги у него были неторопливые, но широкие и какие-то очень упрямые.

И хотя Лида почти бежала, Евстигнеев так вот, идя широко и спокойно, быстро догонял и шел рядом. Он что-то говорил, а Лида смотрела в сторону. На один его шаг приходилось три Лидиных.

В Доме культуры Лида танцевала с подругами. Земляк ее либо курил в сторонке, либо болтал с кем-нибудь, либо изредка приглашал на танец какую-нибудь девушку. А когда расходились, выискивал Лиду и шел рядом.

Следователь покупал два билета в кино. Лида покупала себе один отдельный билет. Но Евстигнеев всегда вежливо и настойчиво пересаживал в другой ряд Лидиных соседей и оказывался на нужном ему месте.

В Белоусовке над ним дружелюбно посмеивались. А фельдшерица Богданова считала, что Лида себя очень правильно ведет.

— Девушке нужно себя соблюдать, — говаривала фельдшерица. — У мужчины теперь нет бережности к барышням, — и вспоминала обходительного своего жениха Павла Николаевича, убитого в шестнадцатом году под Карсом. Богданова после Павла Николаевича замуж ни за кого уже не пошла.

Евстигнеев приходил к больнице почти каждый день. И у крылечка оставалось все больше и больше окурков, сначала — в жухлой траве, потом — в дождевых лужицах, потом — в первом нежном снежку. Санитарка тетя Глаша, убиравшая около крыльца, ни разу не сделала ему замечания. А однажды сказала Богдановой:

— Этот-то, Лидушкин прокурор, курить бросил. Уж неделю не мусорит.

Богданова охнула:

— Теперь поженятся, я точно знаю!

Свадьба была почти под самый Новый год. Евстигнеев приходил приглашать врачей, сестер и тетю Глашу. К Шарифову он пришел домой и просил, чтобы Владимир Платонович, как товарищ и руководитель, был с женой обязательно.

— Случай-то какой! Добился! — сказал он. — Законный брак! Не каждый год такое. — И попросил больничный грузовик, чтобы привезти из города шкаф.

Богданова и Paиca Давыдовна вышивали скатерти: «Нашей девушке приданое». И собирали деньги на посуду и на свадьбу: «Ну какие у них обоих заработки. Если сами будут все устраивать, в долги залезут…»