— Это я в нашем браке был балластом, грузом, который Лина долгое время тащила на себе. Она мечтала о ребёнке, проходила обследования, пыталась лечиться, в то время как я с головой ушёл в работу, — теперь слёзы катились по моим щекам. — Мне было проще отдалиться, привести всё к разводу, чем бороться за семью. Бороться за неё…
С каждым словом контролировать себя становилось труднее. Я понимал, что, возможно, моя исповедь не изменит мнение мамы, не заставит её проникнуться Линой. Но и молча слушать открытое пренебрежение я больше не мог.
— Я люблю тебя. Очень люблю, мам, — положив ладонь на подёргивающееся плечо, прошептал я. — Уверен, что жить без тебя не смогу. Но без Лины я пропаду… — в горле встал тугой ком. — От одной только мысли, что я могу её окончательно потерять, моё сердце сжимается. Понимаешь? — вздохнул. — Если не хочешь, чтобы твой сын до конца своих дней был несчастен, не заставляй меня отказывать от неё. Не вынуждай ненавидеть тебя…
Сказав это, я встал с дивана. Разочарование в себе, боль от отношений самых родных людей, ломали рёбра. Я был не в силах отпустить Лину, не представлял, как оставлю её, но и отречься от мамы тоже не мог.
Это был тупик. Глухой, беспросветный тупик, выхода из которого, казалось, не существовало. Но тихий голос мамы, прозвучавший в гробовой тишине, воскресил мою надежду.
— Я постараюсь… Постараюсь, принять твой выбор, Филипп. Обещаю…
Глава 26
/Виталина/
Я вернулась домой затемно.
Всю дорогу до самого подъезда Рома молчал. Казалось, он старался держаться, пытался не показывать безмерного разочарования, но желваки, ходящие на очерченных мужских скулах, с потрохами выдавали его чувства.
Наверное, мне стоило начать разговор — попробовать расстаться на хорошей ноте. Но я понимала, что всё сказанное сейчас стало бы пустыми оправданиями. Рома всё равно бы не услышал меня, всё равно не согласился с моим выбором. Возможно, даже снова захотел переубедить…
Поэтому я решила дать ему время, позволить самому справиться с безответными чувствами и отпустить меня. Мне казалось, что так будет правильно.
— Спасибо за чудесный день, — несмело сказала я, выйдя из машины. — Пожалуйста, напиши, как приедешь домой. Я буду ждать.
— Что со мной не так? — тихо спросил Рома, не удостоив меня взглядом. — Почему ты продолжаешь любить того, кто причинил столько боли? Почему не даёшь даже шанса?..
— Если бы я…
— Не отвечай, — резко перебил Рома. — Это всего лишь мысли вслух… — он тяжело вздохнул. — Хорошо. Если ты просишь, я, конечно же, напишу, как приеду домой. Но это будет не раньше завтрашнего дня… Поэтому не жди. Ложись спать.
Мужской голос сквозил горечью. Понимая, что каждая лишняя секунда рядом со мной приносит Роме только большую боль, я, поджав губы, коротко кивнула и закрыла дверь.
Наверное, сейчас он считал, что я играла с ним, думал, что ничего не чувствую… Но моё сердце разрывалось от беспокойства. Даже если нам не суждено было быть вместе, даже если во мне ещё жила любовь к Филиппу, Рома не стал чужим. Где-то внутри меня всё ещё жила надежда, что в будущем мы могли наладить общение.
Сделав несколько шагов в сторону входной двери, я услышала оглушительный рёв двигателя. Рома со всей силы жал на газ, но трогаться с места не спешил. Сначала я не понимала, почему он медлит. Но, вглядевшись в темноту, увидела, что рядом с соседним подъездом припаркован внедорожник Филиппа.
Около минуты мужчины вели немую борьбу — Рома, демонстрируя недовольство, продолжал газовать, а Филипп, выйдя из машины, пристально смотрел на соперника. К счастью, их безмолвная дуэль не продлилась долго — зная, что уже проиграл, Филатов резко вывернул руль и, объехав Северова, с визгом вылетел из двора.
В пустой темноте мы остались с Филиппом одни. Понимая, что нам нужно поговорить, я не стала сбегать в квартиру, а терпеливо ждала, пока бывший муж соберётся с мыслями.
— Прости, что так поздно… — подойдя ближе, тихо произнёс Филипп.
— Зачем приехал? — пусть сердце снова истошно билось, я пыталась выглядеть максимально равнодушной. — Мне казалось, мы всё вчера обсудили.
— Отец подал на развод, — на выдохе обречённо ответил Филипп. — Признался маме, что уже пять лет живёт на две семьи. Представляешь? — покачав головой, он устало усмехнулся. — Кажется, та женщина беременна.
Я оцепенела. Какие бы отношения у меня ни складывались с родителями Филиппа, я всегда считала их семью примером для подражания. Казалось, что эти двое буквально созданы друг для друга. Анфиса Петровна всегда разделяла страсть мужа к работе, никогда лишнего слова ему не говорила… Но, возможно, за редкостным трудоголизмом скрывалось предательство?