— Безусловно. — Парень улыбается, а я прикинуть пытаюсь, сколько ему лет. Такой молодой, а уже наверняка страшные жизненные картины повидал. Ведь преступный мир иногда оказывается жестче картин Тарантино.
— Мне со сливками.
Второпях сообщает об обстоятельствах, рыча в трубку как-то не по-человечески.
Девушка рядом успевает даже чуть обомлеть, а после он вручает её мобильный обратно в руки хозяйке, поспешно благодаря и извиняясь за свой вид. Девчушка кивает, глазами хлопает, а Морт залетает в авто, поворачивая в зажигании ключ и выжимая сцепление, со свистом покидая парковку и улетая по направлению к дому.
Нервно сжимает руль, часто моргает, не спуская глаз с дороги и тихо нашёптывая:
— Только держись...
— Тебе повезло, — смуглый полицейский вещает от холодильника, рассматривая полупустой пакет сливок, — тут как раз на порцию, да и срок годности завтра истекает.
— Сойдёт.
Запоминаю, на какой строчке в рассказе остановилась, блокирую планшет и откладываю на тумбу, принимая из рук мулата чашку.
— Прости... — невинную мордашку корчу, губы поджимаю, — забыла, как тебя зовут. — Для пущей убедительности глазками хлопаю, — и ничего, что я на “Ты”?
— Даниэль, — усмехается, усаживаясь в кресло напротив. — Ничего, разница в возрасте у нас небольшая.
Давай Лера, лишись всяческой тактичности и спроси, сколько ему лет, а после тебе наверняка захочется узнать, кто он по национальности, есть ли у него девушка, ибо отсутствие кольца на безымянном пальце ты уже заметила, ну а потом можно будет спросить, сколько у него кубиков на прессе.
Больным всегда хочется секса в самый неподходящий момент?
— Ты в порядке? — он спрашивает, а я в этот момент понимаю, что утонула в своих размышлениях, не сводя с него взгляд, ещё и губы умудрилась облизнуть. Идиотка.
— В полнейшем. — И брехло.
Делаю глоток, потом другой, а потом и вовсе не понимаю, какого чёрта хочу выхлебать этот кипяток до последней капли. Неужели в больнице настолько по нему скучала?
— Извини, для меня это, как наркотик, — смачно прихлёбываю и тут же оправдываюсь, понимая, что со стороны действительно выгляжу, как кофейный наркоман.
— У каждого свои слабости, — улыбается, поддерживает разговор, обвивая горячую чашку ладонями. — У меня вот например — месть. — Так выделяет это слово, что я невольно отпрянываю от трапезы, поднимая на него глаза. Вижу ухмылку. — Я до жути злопамятный.
Обгоняя машины по встречной, Слава чертыхается на каждом перекрёстке, по закону подлости славливая на своём пути все красные сигналы светофора. Как назло долгие.
Пробки, движение сложное, он в очередной раз бьёт по рулю и рычит себе под нос, проклиная всё и всех на своём пути.
А потом затихает на мгновение, поворачивая голову и обращая внимание на соседнюю улицу, по которой проезжают две полицейские машины, разгоняя пробку сиренами и красно-синими проблесками.
Времени думать нет.
Газ в пол, он вылетает на встречную и выстраивается за двумя автомобилями, ни на секунду не сомневаясь, что они едут по тому же адресу.
— Что ты имеешь ввиду? — он имеет ввиду месть, Лера. Нельзя быть такой глупой.
— Отместка, — видимо, уловил, что первое слово мне не под силу, — выдержанная такая, которую вершить потом приятно.
Сглатываю, отставляю чашку на тумбу, к планшету. Моё внимание теперь привлекает Даниэль, в улыбке которого я нахожу неподдельную странность и что-то меня пугающее.
— В смысле? — встряхиваю выкрашенными пепельными прядями, хлопая глазами. Которые, кстати, под цвет волос весьма подходят. Серые такие, с болезнью будто потускневшие ещё больше.
— Я объясню. — Хлопает ладонями по коленям, вставая и пересаживаясь ко мне. Достаёт из кармана телефон. — Вот смотри, — мне протягивает, а я поверить в происходящее не успеваю. — Узнаёшь?
Его смартфон в пальцах, а на экране фото, где он стоит в обнимку с тем, вид которого посылает моей голове всевозможные тревожные сигналы. Дышать перестаю, руки не слушаются, непроизвольно сглатываю и пытаюсь отодвинуться. Предвидит, обвивает рукой запястье, непринуждённо так, заставляя оставаться возле него.
— Это Глеб. — Да, спасибо, я и так знаю. Обычно, в такие моменты я становлюсь неспособной рационально мыслить, покуда страх вытесняет всё, что только можно. Но я продолжаю слышать каждое его слово. — Мы с ним с малолетства вместе, — и ослу уже понятно, что они заодно.
Вот только к боязни за собственную шкуру добавился нисходящий страх за того, кто покинул этот дом больше получаса назад и обещал скоро вернуться. Закрываю глаза. Где же ты, Морт...
— А знаешь, что самое обидное? — Знаю. Сидеть тут рядом с тобой с перемотанной ногой, на которую ступить едва могу. — То, что этот придурок однажды накурился так, что заставил мою девушку отсосать у него. — Мне даже не интересно, было ли это до меня, или же в отношениях со мной. Плевать. Просто прирежь меня на месте, я больше не вынесу. — Но самое забавное то, что он припугнул её не слабо, когда протрезвел. И после этого думал, что я ни о чём не узнаю.
Он заливается нечеловеческим хохотом, а вот мне отнюдь не смешно. Каждая секунда приближает меня к неминуемому провалу, я уже даже молюсь, чтобы Морт не вернулся раньше времени, ибо глаза падают мулату на пояс, я вижу пистолет.
Он болен.
Болен не на шутку.
Я теперь даже понимаю, как он мог ужиться с Мироновым и находиться с ним такое долгое время.
Яблоко от яблони...
— Глеб такой наивный. — Выдыхает, перестаёт смеяться, оставляя на лице улыбку и поднимаясь с дивана. Дрожь. А его последнее заключение заставляет как-то ненормально усмехнуться и меня. Либо он плохо его знает, либо отшибленнее, чем я могу себе представить. — Пойдём, — повергает в шок своей настойчивой фразой, даже понять ничего не успеваю, когда он берёт меня на руки. — Думаю, ты выпила достаточно, — цепляет взглядом почти опустошённую чашку, пока до меня успевает дойти, что моё заторможенное состояние — ничто иное, как результат выпитой гадости, которую этот мудак подлил мне в кофе. — Скоро уснёшь крепким сном.
— Не надо... — хочется взмолиться, завыть, призвать его к иным действиям, но всё, что у меня выходит — так это даже не до конца слабо промурчать короткую фразу. Глаза практически закрываются, я перестаю держать себя в руках.
— Вот так, — удерживает меня, открывая заднюю дверь полицейской машины и укладывая меня на сидение, — скоро мы будем далеко отсюда.
Вижу, как он топает к дому. Видимо, следы замести.
Но как бы я не хотела оставаться в здравом уме, рассудок уводит, глаза слипаются, а уже спустя короткое время я отрубаюсь прямо в авто, чувствуя напоследок, как лёгкий ветер пробирается в приоткрытое окно, лаская шею.
Вой сирен.
Две патрульные машины паркуются возле дома, по разные стороны от уже припаркованного полицейского авто.
Следом за ними подлетает и Ауди Михайлова, паркуясь чуть поодаль.
Шатен выходит, напряжённо хлопая дверью и топая к дому на ватных ногах.
Сирены утихли, остались только проблески характерных красно-синих цветов на маячках, которые придавали этому месту сигнал о неблагополучных обстоятельствах.
Он видел, как трое в формах забежали в дом. Слышал, как они отдают друг другу приказы и как решают разделиться. А также прекрасно понимал, что судя по их действиям — в доме никого нет.
Приближается к порогу, но не доходит.
Ноги подкашиваются, когда он обходит полицейскую машину, что должна была охранять дом. Но она стоит даже не заведённая, внутри пусто, а задняя дверца чуть приоткрыта.
Ещё пять шагов, бессилие овладевает телом окончательно и Морт попросту валится на колени, когда видит рядом с ней Даниэля, лежащего на земле без сознания.
Сердце снова щемит, к горлу подступает болезненный ком, а глаза продолжают неизменно смотреть на тело человека в полицейской форме. Осознание того, что ситуации хуже уже не придумать, приходит сразу. Жаль только, что без ответа, который не перестаёт крутиться в больной голове: