То же время, дом Михайлова.
Пытаясь собраться с силами воедино, Алеся стоит напротив огромного шкафа-купе, глядя в зеркало и дыша настолько тяжело, что грудная клетка подпрыгивает чуть ли не до подбородка.
Девушка явно переживает, перебирая в руках мобильный и всё никак не решаясь рассказать Славе правду. О том, что в какой-то момент соврала. И о том, что не могла предпочесть свою жизнь жизни другой девушки, из-за которой всё полетело бы в огромную пропасть. Да и в конце концов о том, что делала это не только из собственных эгоистичных побуждений, но и ради него самого.
Она должна, она просто обязана была соврать, другого выбора попросту не было. И она в очередной раз морщит лоб, сводя брови к переносице и прикрывая рукой лицо.
Не так.
Всё должно быть не так.
Он не должен узнать всю правду от той, которую всё последнее время считал мёртвой.
До решения считанные минуты, она мечется по дому под действием атакующих раздумий, а после всё-таки решается его набрать, абсолютно не подозревая, что у судьбы на неё совсем другие планы.
Таращится в телефон, набирая его номер, но в эту же секунду забывает обо всём, как только мужская рука перекрывает доступ к кислороду, и кто-то грубой силой оттаскивает её к стенке, перекрывая пути отступления.
Ей зажимают рот, прижимают спиной к себе, а томный голос над ухом приказывает не выпускать из рук телефон.
— Пиши... — она всё ещё не видит нападающего, но скованное страхом нутро подчиняется первому же приказу, и шатенка не выпускает мобильный из дрожащих рук, готовая набирать сообщение под диктовку.
Прости.
Одно слово, которое она успевает отправить по указке.
Один писк перед тем, как похититель прикладывает её головой о стену, вырубая сию минуту и подхватывая на руки.
Всё должно выглядеть, как её личное решение сбежать.
И всё так и будет, дело останется за малым.
Больница.
Допиваю воду, отставляя стакан на рядом стоящую тумбочку.
Выдыхаю, стараясь спокойно сглотнуть и привести дыхание в норму.
Телефон спрятан под матрас, глаза мирно хлопают, посматривая на ушедшего в себя Морта, а я лишь фальшиво-безразличным голосом продолжаю, впуская в свою речь как можно больше холода, как будто от нанесённых на душу шрамов не осталось и следа.
— В тот день я, наверное, поняла, что встретила второго дьявола. Но я даже не предполагала, чем это для меня обернётся...
Комментарий к Глава 21. Ещё шаг — и ты в аду *Todo listo — Всё сделано.
Битое стекло подано. Оставляйте чаевые (это я про слова).
====== Глава 22. Верь мне... ======
Макс покидает моё пространство, скрываясь в дебрях первого этажа. Я же просто стою, переваривая его слова и пытаясь понять, какого чёрта мне ожидать? Где лучше? Там, за пределами стен, где Глеб медленно воспитывает во мне бесчувственную суку, заставляя уподобляться его прихотям, или же здесь, в объятиях неизведанности и страха, который, я уверена, скоро отступит.
Но Глеб, хотя бы, преследует меня всю жизнь и не отпускает, есть хоть какая-то уверенность в том, что моя жизнь ему на руку. А Макс... Я абсолютно не представляю, что у него в голове, и что ему наверняка ничего не стоит замочить человека.
Веду ухом, слышу, как в ванной открывается кран. Сильный напор воды. Наверняка решил смыть с себя кровь бедолаги, что попался под руку.
И как следствие — не смело подхожу к окну, шагая настолько тихо, что даже стены не услышат.
Лёгкое движение, цепляю краешками пальцев задёрнутые жалюзи и чуть отодвигаю, выглядывая на улицу. Ни души. Ни рядом, ни за несколько метров от дома, пределы которого мне доводится видеть. Но на всякий случай шею вытягиваю и глазами рыщу в поисках хоть какого-то присутствия. Пустота.
— Ты туда не пойдёшь, — звенящий эхом голос, низкий, чуть грубый, даже слегка вздрагиваю и резко отпускаю из пальцев жалюзи, отходя от окна на шаг и вовсю таращась на Макса. — Скажу сразу, — он стоит в одних штанах и с полотенцем в руках, вытирая шею, — мне до тебя нет никакого дела, но с помощью тебя я хочу кое-что проверить. — Когда наступит тот день, когда я наконец сделаю то, чего хочу я? — Мы с Глебом прошли через многое, он не раз доказывал мне свою верность, он был мне, как брат, — молча слушаю, пытаясь взгляд сосредоточить, но он как нарочно неловко падает на его косые мышцы живота, играющие при отблеске свеч до жути притягивающе, — и тут появляешься ты, когда Миронов просто доводит до сведения, что ты — его девушка. А за спиной то, оказывается, целый экшн. — Брюнет стирает с себя всю влагу окончательно и перекидывает полотенце через плечо, делая ко мне несколько шагов. — Пока он не выполнит мою просьбу, пока не докажет, что я снова могу ему доверять, и пока не объяснит мне всё лично, — теперь он рядом почти, а я наблюдаю за его словами буквально, не отводя глаз от его губ, — он тебя не получит. — Просто чудно, чувствую себя королевой на шахматной доске.
Не знаю, ждёт ли он чего-то от меня: каких-то слов или же банального кивка, но зачем-то молча таращусь на его губы, тихо-тихо сглатывая и стараясь не терять самообладания. Глеб жив, Морт жив, я жива — уже хорошо. Остальное лишь дело времени, я просто постараюсь всё не испортить.
— Ни шагу из дома, иначе продолжу твоё знакомство со своим альтер эго. — Да уж, он не просто друг Глеба. Он, кажется, его кровный родственник. Старший брат, если быть более точной.
Делаю то, что последнее время лучше всего получается — утвердительно киваю. Мол, поняла тебя, очередной хозяин судьбы, сколько вас таких ещё будет...?
А он отходит, демонстративно закрывая дверь на ключ и скрываясь во мраке второго этажа.
Чудно.
Снова мысленно благодарю Миронова за то, что сделал меня в своём роде отшибленной. Потому что среди всего этого пожара, когда вокруг всё полыхает синим пламенем, я могу просто выдохнуть, безразлично реагируя на внешние раздражители. Я могу сквозь пламя этой вакханалии просто молча дойти до холодильника, взяв оттуда пиво. Затем могу вернуться за диван и уткнуться в книгу, будто так и надо, будто ничего не происходит.
Я могу. Я привыкла. Кажется, мне будет безразлично, если за окном это дома вспыхнут предвестники войны. Моя жизнь от меня не зависит. Всё, что остаётся — принять происходящее, как должное. Это — единственная подвластная мне вещь.
Блондин шагает по укрытой ночной гладью улице, держа у уха мобильный и несвойственно, раздражительно скалясь, еле сдерживая свою животную сущность.
— Пока я не буду убеждён, что к моему дому и на километр не приблизятся, — Макс вещает грозно, унизительно, руша так долго выстраиваемый мост их дружбы о львиную долю неуверенности в собрате, — ты её не получишь. — Он не шутит, он ясно даёт понять, что каждое его слово пропитано вязкой ненавистью, и на то есть свои причины.
Он не рассказал, он не предупредил, он посчитал, что это дело касается только его, обсуждениям личных вопросов в их дружбе не место. Но он просчитал тот момент, когда явился на порог его дома, оставив за пределами то, что пустил на самотёк. Ведь он и подумать не мог, что на Макса выйдут, и уж тем более нападут. Вина грызёт едким осадком, ему как никогда сейчас противно, что он не оказался рядом.
Вызов сброшен, все мышцы лица сейчас задействованы, и они проявляют девственную ярость, не бушующую ранее сквозь окаменелые черты.
Заявляться на порог и стучать в закрытую дверь сейчас как минимум глупо, Макс ни за что не откроет, не отдаст Леру, и Глеб это прекрасно понимает, потому как упрямее барана он в своей жизни не встречал. Но этот баран служил ему верой и правдой, помог свалить из дурдома, и, в конце концов, просто заслуживал правды, которой Миронов по глупости побрезговал.
Он движется в ближайший бар, расталкивая подвыпившую толпу и направляясь к барной стойке. Раздумывает недолго, прикидывая количество спиртного, которое желает душа. А затем щёлкает пальцами, подзывая официанта и требуя бутылку самого выдержанного виски.
— Тут, вообще-то, очередь, — мадам лет двадцати пяти нагло пялится, поправляя короткие чёрные волосы, красующиеся на голове густой стрижкой. Закуривает сигарету через довольно длинный мундштук, выдыхая дым ему в лицо и противно улыбаясь, когда видит плоды своих трудов в его явном раздражении, — нечего вперёд дамы лезть.