— Два кубика! — моментально отвечает и разувается, проходя вслед за девушкой.
Вот только в саму кухню не входит. Лишь наблюдает за её плавными движениями, облокотившись на дверной проём. Не дышит практически. Только зрачки гуляют, словно совестью регулируемые, когда он даже не смеет опустить глаза, дабы рассмотреть её формы.
Стройная, как тростиночка. Девушка ставит чайник и напевает себе под нос какую-то мелодию, заглядывая в холодильник и попутно обращаясь к Глебу.
— Пирог банановый хочешь? — он только собирается с мыслями, чтобы ответить, а блондинка уже достаёт из холодильника порцию, улыбаясь и даже чуть облизываясь. — Сама испекла.
Он и не замечает, как расслабляются мышцы лица. Как губы тянутся в улыбку, искреннюю и непритворную, и как на миг отпускают все внешние раздражители, именуемые проблемами, которых не мало. Но это странное чувство, что теплом разливается по венам, оно будто чуждо, будто он и не знал отроду, что можно жить вот так, без рвущегося наружу монстра, коего давит подобная атмосфера спокойствия и уюта.
— Чёрный или зелёный? — как много вопросов...
По крайней мере, ему так кажется, но он улыбается ещё шире и кивает в сторону чёрного пакетика в её руке.
А после оба садятся за стол, отчего-то помалкивая и будто выжидая, кто решится первым взяться за кружку. Без неё ведь разговор не клеится.
— Так какими судьбами? — делает первый шаг, заключает в объятия тонких пальчиков горячую кружку и делает осторожный глоток, дабы не обжечься.
— По делам приехал, — наконец преодолевает барьер и спускает с неё взгляд, хватая кусок пирога. — Вот и решил к тебе заглянуть, — ложь, враньё и наглое лицемерие. Но это первое, что пришло в больную голову.
— А я думала, ты всё ещё злишься за выпускной, — идёт ва-банк и решает проверить его реакцию, быстро скрывая улыбку за кружкой чая.
— Хм, — а он усмехается, опуская взгляд и ни на секунду не теряясь, — я всего лишь стоял под дождём три часа у порога твоего дома, чтобы увидеть с другим. — Снова смешок, жмёт плечами и отчего-то глаза поднять не решается, вспоминая события давнего времени.
Это был выпускной, который он планировал провести в паре с той, от которой захватывало дух и останавливалось сердце. Которая делала его другим, когда они оставались наедине. И которая по глупости решила доверить ему самое дорогое, что у неё было — свою честь.
Он хоть и был отбитым хулиганом, но наивная девчонка верила, что меняет его, меняет к лучшему. Вот и отдавалась сполна, пока у того в голове не переклинило. И причиной тому была его компашка, которую девчонка терпеть не могла. Вот и подслушала однажды нечаянно разговор, в котором Миронов с ярким воодушевлением описывал, как лишил первую красавицу школы невинности.
А она была ранима. Ранима и подозрительна, наверно поэтому и не решилась слушать его бредни о том, что ему нужно было просто держать планку перед парнями, и что все его чувства к ней настоящие.
Тогда и прогнала, тогда и вычеркнула, а сквозь время сбивалась со счёта, когда пыталась посчитать ночи, проведённые в слезах.
— Я никогда не буду у тебя на первом месте!
Кажется, эти слова она кричала в их последнюю ссору, запустив в него каким-то предметом, что попался под руку.
Надоело, видимо. Надоело захлёбываться в слезах и просить, чтобы образумился. Да и понял наконец, что товарищи его только вниз за собой тянут, мешая жить нормальной человеческой жизнью.
Осмелился к ней подойти он лишь спустя полгода, поймав после уроков и настоятельно требуя встречи. Точнее, требуя, чтобы она подарила ему последнюю ночь. Ночь выпускного, где она будет в роли его спутницы на этом прощальном вечере. Вот только гнев ею всё ещё двигал, и сама того не желая, она демонстративно вильнула хвостом перед тем самым вечером, уплывая в объятия к другому, к симпатичному баскетболисту, который, по правде сказать, мог похвастаться только мускулами, да отцом богатым.
Ну а теперь она здесь, на расстоянии вытянутой руки. Как распустившийся цветок, несколько лишних лет ей определённо к лицу.
А на безымянном пальце правой руки золотое колечко с бриллиантом, сияет в свете кухонной лампы и привлекает его внимание, и она это сразу же замечает.
— Я замуж вышла, — даже голос тише становится, и эмоции смешанные. Улыбается вроде, но глаза убегают и скрываются в испаринах на ободке кружки.
— Да неужели, — фальшивое удивление овладевает его мимикой, он даже тарелку с пирогом подальше отодвигает, — за кого?
— Ты его вряд ли знаешь... — смущается, это видно. Она никогда не умела скрывать эмоций. Всё было, как на ладони. — Правда, он в командировке, — выдыхает, как будто разочарованно, словно только пытается показать свою осведомлённость, — сказал, что на неделю-другую.
А Глеб и вовсе глаза опускает, кусая нижнюю губу. Сейчас его желание вылить на жену врага всё сполна застряло где-то в груди, если не глубже.
Ему под силу всё, он справлялся всегда и со всем так, будто лучше его в подобных делах просто нет. Да и не существовало никогда. Его не сбивали даже пули, но сейчас он сидит, как водой облитый, не в силах вымолвить ни слова. Нечто свыше будто держит его рот на замке и не позволяет сделать этой девушке больно.
Глаза вновь подняты, он осматривает её фигуру и немного щурится, пытаясь понять, с каких это пор его импульсивность потушили давно позабытые чувства. Или, не такие уж они и позабытые?
— Может, ты голодный? — она будто отряхивается от гнетущих домыслов и подскакивает со стула, подлетая к холодильнику. — А то может ты еды нормальной хочешь, а я тебя тут пирогами кормлю... У меня мясо есть, с картошкой, хочешь?
Она увлечённо рассматривает полки и погрязает в этом деле, не замечая, как Глеб медленно поднимается из-за стола. Как неслышно подходит, закрывая дверь холодильника и будто призывая её угомонить невесть откуда взявшуюся энергию.
Но девчонка лишь пытается скрыть так свои нервы, что дают о себе знать с каждой минутой всё лучше, покуда Миронов рядом.
— Может, тогда чего покрепче налить? Я сейчас...
Она уже было разворачивается, окунаясь в идею убежать в другую комнату, чтобы просто перевести дух, но блондин хватает за локоть, неаккуратно, но с долей бережности притягивая к себе и оказываясь практически лицом к лицу.
— Наташа... — тянет созвучие её имени шёпотом, чувствуя её сбитое дыхание и, кажется, ощущая, как колотится её сердечко.
Подумать только... Безжалостный убийца и любитель изощрённых пыток, но сейчас у него буквально потеют ладони от близости его бывшей. Еле с собой совладает, пытаясь услышать собственные мысли, которые последние года только и рисовали, что красочные сцены насилия и жёсткого секса. Но сейчас отчего-то не было ни единого извращённого помысла, он просто стоял, держа её рядом и не желая отпускать.
— Не нужно... —девушка практически дрожит, выдыхая в губы непонятную просьбу, словно знает, чем подобное может кончиться. Ведь первая любовь — самая яркая, и забыть её сложно.
Но Миронов не знает, даже понятия не имеет, что говорить, что делать. Она до сих пор является воплощением ангела в его глазах, а у него руки в крови по локоть, да и не самая лучшая жизнь за спиной. Он даже не осмелился сказать ей то, ради чего пришёл. И что ей не стоит ждать мужа из командировки, покуда он лично пустил ему пулю в лоб несколько часов назад.
— Береги себя.
Монстр внутри больше не может ждать. Он рвётся наружу, и Глеб поспешно молвит первое, что приходит в голову, а после скрывается из дома быстрее ветра.
Наташа только и успевает, что на порог выбежать, но видит лишь его удаляющуюся спину, постепенно скрывающуюся в омуте подступающего тумана.
К своей машине он движется быстро, даже слишком. На ходу шарит по карманам и достаёт пачку сигарет, вставляя в зубы фильтр и поспешно щёлкая зажигалкой. Останавливается возле авто и нервно курит, словно второе “я” возвращается из потёмок, встречаясь с обратной стороной медали и вступая в какую-то внутреннюю перепалку. А Глебу лишь ждать остаётся, пока голова не взорвётся окончательно.