Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Да и особенно такому, как Макс, ничего разжёвывать не приходится. Парень прекрасно всё понимает, пока Миронов слышит, как доза гнева постепенно растекается по венам и заставляет брюнета сжать мобильный с такой силой, что слышен хруст корпуса.
Очевидно, ему нечего сказать, да и прыскать ядом бессмысленно, ведь он и понятия не имеет, где они, и что этот псих может сделать с его сестрой, если осыпать его угрозами.
— Слушай сюда... — он едва успевает начать, но Глеб перебивает, будучи полностью уверенным в том, что право слова за ним. И не прогадывает.
— Это ты послушай, — выплёвывает зажатую меж зубов сигарету и полностью погружается в разговор, которого ждал так долго, — однажды ты уже не оставил мне выбора, приказывая убраться из твоего дома и оставить в покое. Теперь я требую реванша, — слышен выдох воздуха через нервно раскрытые ноздри, Глеб опирается рукой на балконные перила и поджимает челюсть, будто этот разговор — единственное, что поддерживает его существование здесь и сейчас, — и я предоставляю тебе право выбора, твоя задача проста, — недолгая пауза повисает между этими двумя, когда Макс с замиранием слушает, стараясь избавить свою голову сейчас от груза свалившейся на него проблемы, которая всё это время была у него под носом, — тебе нужно лишь решить, чья жизнь тебе дороже: сестры, или же той, которую ты у меня отобрал.
Сердце на мгновение перестаёт стучать у обоих, Миронов выдерживает несколько секунд прежде, чем завершить вызов.
Возможно, тому виной громкая задвижка, оповещающая, что Наташа вышла из ванной. А возможно, это лишь предоставленная фора на решение подкинутой Максу проблемы, которую и проблемой то, наверно, назвать сложно. Скорее, это вопрос жизни и смерти, но блондину откровенно наплевать. Собственное эго и желание управлять чужим разумом — это то, что необходимо сильнее кислорода.
Он вспомнит об этом разговоре лишь на следующий день, абсолютно не заботясь о том, что где-то далеко, за сотни километров, Максим сейчас стоит посреди комнаты и пребывает в какой-то прострации, которую он не в силах объяснить. Его не сдвинет с мёртвой точки даже появление в комнате Леры, которая сразу почует неладное и спросит, кажется, трижды, в чём дело.
Но он будет молчать. И лишь его хрустальные глаза, покрытые безжизненной плёнкой расскажут девушке о многом. О том, чего она боялась столь долгое время. О том, что её беззаботная жизнь рано или поздно всё равно должна была закончиться. И о том, что сколько бы она не убегала, девятый круг ада — это замкнутый круг.
Комментарий к Глава 40. Замкнутый круг С юбилейной главой, что ли)))
Думала, что в состоянии написать только пару страниц и по ходу текста придумывала себе оправдания, мол, так и так, параллельно пишу завещание, не судите строго... Но оно всё как-то само)
Спасибо вам огромнейшее за ваши отзывы и поддержку) Благодаря вам не раскисаю и беру себя в руки)
====== Глава 41. Душу наизнанку ======
Кажется, Максу и объяснять не нужно, что только что произошло. Глаза говорят за него. А ещё подбородок, который начинает вибрировать от злости. К этому всему добавляются и пальцы, что до хруста костяшек сжимаются в кулаки. А ещё венка на височной области, как дополнение всему вышеупомянутому.
— Максим? — я не хочу сейчас наседать и задавать вопросов, он сам рано или поздно расскажет. Я зову его лишь для того, чтобы убедиться, что он всё ещё со мной.
Он сглатывает и движет зрачками, смотря ровно на меня. Кивает так, что заметить трудно, и я, даже стоя от него в нескольких шагах, умудряюсь почувствовать, как ему сейчас тяжело дышится.
В голове только один вариант: этот белобрысый кретин что-то сделал с Наташей. Мысль о том, что она уже давно не дышит отпадает сама собой, потому что я знаю его... я знаю Глеба, он ни за что не стал бы убивать её просто так, перед этим не устроив шоу с парадом, которым бы рулил и размахивал бы её выдернутым из груди сердцем перед глазами Макса. Это всё не о нём, а значит, её ещё можно спасти. Вот только какой ценой?
И как только я сама же и дохожу до этого вопроса, то внутри всё разом обрывается, потому как Миронову навряд ли нужны деньги или что-нибудь из этой оперы. Для Макса всё вокруг является серым и незначительным, кроме одного... меня. Той, за которую он был готов лечь, тем самым обнажая своё единственное уязвимое место. И блондин наверняка не поленился по нему же и ударить, что означало одно: я, или она. И мне на мгновение становится больно, внутри что-то щемит, а доступ к кислороду будто снова перекрывает невидимая рука. Всё становится невыносимым. Я не хочу... не хочу обратно, не хочу в его руки, не хочу в его ад. Но я и не смогу жить с мыслью, что сестра Макса пострадает из-за меня. Я просто, чёрт возьми, накручу себя до такой степени, что сама себя возненавижу, зная, что когда-то избавившая меня от Глеба теперь может пострадать от его руки. Если уже не пострадала... Ведь чёрт его знает, что он успел с ней сделать.
— Слушай, — кажется, минут пять мы просто молчали, прежде чем Макс заговорить решился. Но я лишь горестно вздохнула, зазывая его за собой на балкон. Без сигареты тут явно не обойтись. Если не без целой пачки...
— Это ведь касаемо Наташи и меня? — мне стоит поднести к губам фильтр и щёлкнуть зажигалкой, как из меня льётся это предположение. Оно больше не может сидеть внутри. Не держится просто.
И судя по удивлённым глазам Макса, в отражении которых я вижу всю гамму серого, понимаю, что права.
— Как ты узнала? — элементарно. Ни одна в мире тема не может выбить тебя из колеи. Тебе плевать на всё и всех, и лишь когда тема касается Глеба, то ты себя выдаёшь. Хотя бы тем, что считаешь его единственным равным тебе соперником.
— Что он хочет? — продолжаю нервно затягиваться, покуда сигарета тлеет. А там недалеко и до второй, но брюнет всё ещё молчит, видимо, формулируя, как лучше мне преподнести не самые лучшие новости. Но я готова ко всему. Кажется...
— Чтобы я сделал выбор, — мой смешок, его недопонимание во взгляде. Но другого я и не ожидала. Этот урод просто до чёртиков предсказуем, он просто не может не портить что-либо, к чему прикасается.
— И что ты собираешься делать? — кажется, я последнее слово глотаю. Или голос на нём срываю, словно не решаясь на готовность слышать его ответ. Ведь по его глазам мне чётко ясно, что он сам ни черта не знает. А если бы знал, то я была бы даже удивлена. Два самых дорогих человека... это просто бесчеловечно топить обеих и давать лишь один спасательный круг. Будь ты проклят, Миронов...
— Я пока не знаю, — он уводит взгляд и смотрит куда-то вдаль. Возможно, на закат, а возможно он и половины сейчас не видит, наблюдая перед глазами лишь мрак повисших дум. — Но у меня есть мысль, — наверное, ему просто нужно сказать что-то, подбодрить, только меня непроизвольно на дрожь дикую срывает. Руки начинают трястись, сигарета раньше времени улетает за балкон, а глаза невольно покидают капли солёной воды. Ведь я знаю... знаю, что ничем хорошим это не кончится. Крест на моей спокойной жизни. — Эй... — он замечает, быстро отправляя недокуренную сигарету в полёт за моей и обнимая меня, — всё будет в порядке, слышишь? — ещё крепче. Утыкаюсь лицом в его толстовку и стараюсь не плакать, но не выходит. Как и не выходит верить в то, что слышу. — Я тебе уже однажды говорил, что пока ты со мной — ты в безопасности, — я помню, помню, вот только ума не приложу, что нам делать. — Я тебя ему не отдам, поняла меня? — даже за плечи берёт и отстраняет на немного, чтобы в глаза посмотреть и убедиться, что я слушаю, что я слышу. — Поняла? — снова несильно встряхивает, призывая не раскисать. И я киваю, потому как больше ничего и не остаётся.
Звук задвижки раздаётся чуть ли не на всю комнату. Наверное, он был слышен и у соседей, учитывая, какая в этом мотеле слышимость.
Наташа выходит из душа, обмотанная полотенцем. Она запускает во влажные волосы пальцы и делает довольно быстрые движения рукой, невесомо просушивая. А после взгляд вдруг приковывается к Глебу, который стоит с её телефоном в руке и абсолютно не напряжно улыбается.