Она была совсем непохожа на отца, красотой, статью пошла в мать. Я мельком видела Васелину во время единственного сеанса видео-связи и была не очень рада этому, тем не менее бывшая Немова, безусловно, красива. Равно как и истерична.
Рите передалась эта повышенная чувствительность натуры, но пока она выражалась только в беспокойном ночном сне и крайним неприятием конфликтов. Рита терялась, разрывалась между матерью и отцом, любя и слушая их обоих. Рано или поздно это выльется в невроз.
Или в истерику, которой никто не будет находить причины, и всё спишут на дурную наследственность.
Я бы хотела быть с ней рядом, чтобы в будущем как-то сгладить ситуацию. Впрочем, замечталась!
Рита Немова не моя дочь, а её отец мне и вовсе никто. Они часть выполненной работы, игры, при том сыгранной на поддавки. Моей заслуги в быстром завершении проекта почти не было. Почему-то Немов решил отдать содержимое сейфа.
Неужели, дело совсем не во мне, а в его отношении к сводной сестре? Конечно, должно быть, так. И я тут совсем ни при чём.
Исчезну из их жизни: Рита быстро меня забудет, Немов уже забыл.
А я стою и медлю, будто с мясом отдираю себя от них обоих. «Не привязчива, морально не отягощена, не разборчива в деловых контактах, но крайне осторожна в соблюдении дистанции», — так характеризовал меня клиентам мой покровитель. А теперь вот я и сама видела, что всё это ложь.
Семья, неполная, но полноценная, отец и дочь, всколыхнули что-то на дне моей души, и осадок никак не мог улечься на дно, где ему самое место. Надежда, любовь или что-то близкое к этому чувству — всё было в нём, возможно, даже зависть к чужой полноценности.
Ещё раз погладив Риту по голове и мысленно пожелав ей самого лучшего, я сбежала, оставив не допитым чай. В моём деле клиенты редко ищут лгунью по отпечаткам пальцев: слишком щекотливые и полулегальные обстоятельства, при которых я их обманула.
Немов, разумеется, и без этого обстоятельства не станет меня искать.
Я села в метро и поехала по другой ветке. Нарочно, чтобы слиться с толпой, серая масса всегда возвращала меня в реальность, помогала очистить голову от розовых иллюзий. Раньше они никогда не были настолько сильны, чтобы я всерьёз поверила, что для меня возможна другая жизнь.
«Приходи на нашу квартиру», — сообщение на телефон, из которого я пока не удалила симку, вывело из задумчивости.
Сообщение было подобно грому среди ясного неба, глотку воды для умирающего от жажды.
Я улыбалась, окружающие люди, до этого казавшиеся хмурыми или печальными, вдруг стали милыми и понятными.
Близкими, как тот, от кого я только что ушла. И к кому больше никогда не приду. Возможно.
А всё-таки интересно, что ещё Немову от меня нужно?
* * *
Весь день я не находила себе места, хотя точно знала, что на последнее свидание явлюсь, как миленькая. Это будет моей последней слабостью. Разрешением конфликта между той, кем я надеюсь стать, и той, кем не являюсь. У этой сказки не будет хорошего конца.
Я не Золушка, не Белоснежка, не Спящая царевна. Не невинная жертва обстоятельств, в конце концов.
Я лгунья по призванию. Что ж, зато я никогда себе не лгала, не строила жертву.
Однако теперь мне почти как воздух, как глоток прохладного вина, требовалось унижение. Пусть я лягу под Немова в последний раз, но избавлюсь от власти его рук. С надеждой, что когда мы расстанемся, я никогда не буду больше по ним не тосковать.
Я почти не готовилась к встрече. Решила, что не стану приукрашиваться, будет даже лучше, если он с порога, присмотревшись к лицу, лишённому грима и маски девицы, желающей понравится, прогонит меня. А я уйду, сказав напоследок что-то колкое.
Чтобы остаться в его памяти той женщиной. Загадкой, не дающей себя разгадать.
Пусть всё закончится так, лишь бы не как обычно у людей в отношениях: мягко, плавно чувства, которые недавно жгли огнём, сходят на нет. Если я немедленно не разочаруюсь в Немове, то буду идеализировать его долгие месяцы. А я этого не хочу. Верни мне, Филипп, меня прежнюю, безмятежную и лёгкую, готовую на новую авантюру с чистым сердцем.
— Заходи, — услышала я знакомый голос, постучав в дверь номера. Странно, что он называл это квартирой.
— Зачем ты позвал меня? — спросила я и начала торопливо раздеваться. На самом деле, не хотелось тратить время на глупые разговоры.
Он усмехнулся и принялся медленно расстёгивать рубашку. Надо же, Немов всегда предпочитал футболки, а тут оделся, словно джентльмен на бал. Но я не трепетная Наташа Ростова, скорее уж Элен Курагина, соблазняющая потому, что такова её натура.
Потому что сегодня она хочет эту игрушку.
Мой мужчина (на сегодня я буду называть его так) подошёл и посмотрел глаза. Он не спешил касаться меня, хотя видел моё нетерпение. В глубине его глаз вспыхивал знакомый огонёк.
Надо бы сделать вид, что хочу уйти, чтобы с радостью наблюдать, как он старается меня удержать, но вместо этого, содрав платье, как выздоровевший окровавленные бинты, я стояла и ждала, пожирая Филиппа глазами, и даже не собираясь закрывать ладонями грудь.
Пусть смотрит так, словно касается горячими ладонями и пьянящим дыханием.
С Немовым мне было легко и одновременно по-звериному хорошо. Он играл на мне, как на виолончели, а я смеялась, позволяя натягивать струны, не боясь, что однажды он их порвёт. Что мне в том? Отболит и зарастёт вновь. Играть на мне так, как это делал он, пока не удавалось никому.
В этот вечер мы задержались. Занимались любовью и совсем не разговаривали. Оба боялись, что наступит этот момент, он всегда наступает в паре, когда страсть схлынет, и мужчине придётся начинать тягостный для обоих разговор.
— Я уйду просто так, не беспокойся, ни о чём просить не буду, — предугадала я этот момент, когда мы лежали рядом рука к руке и соприкасались пальцами. Игрались по-детски, как школьники, урвавшие своё запретное удовольствие и понимающие, что классный роман обречён закончится приятным воспоминанием. — Только не надо ни о чём спрашивать, и мне не придётся лгать.
— А я люблю ложь, — ответил он будничным тоном, словно говорил о том, что предпочитает мясо рыбе. — Мой прошлый брак разрушился, потому что мы договорились говорить правду. И однажды её стало слишком много. Надо было больше молчать.
— Это не выход. Надо было меньше жить вместе, — усмехнулась я.
— Да? А наш семейный психолог говорил совсем иное.
— Он был болваном или мошенником.
Я перевернулась на живот, привстала на локтях и посмотрела в глаза. Много раз делала это, и каждый раз хотелось продлить незримое соприкосновение душ. Глаза — зеркало, верно.
Когда смотришь в душу, солгать сложно. Не то чтобы невозможно, но порой приходится отделываться полуправдой.
— Почему ты пришла сегодня?
Немов дотронулся до моей шеи и погладил по щеке.
— Ты позвал, мне стало интересно, зачем.
— Кому ты служишь?
Одним рывком он опрокинул меня на спину и прижал всем телом.
— Кому, Лара? Я хочу знать о тебе всё. Тебя, правда, так зовут?
— Не скажу. Понимаешь же, не могу. Его имя ничего тебе не скажет, а я получу крупные неприятности.
— Так и знал, что ты не можешь быть родственницей дурака, которого моя сестрица зовёт мужем!
Отрицать было бессмысленно. Сейчас, когда всё было кончено, я могла позволить себе немного правды.
— Мне пора идти, — прошептала я, жаждая услышать «я никогда тебя не отпущу». Глупость и преувеличение, но иногда женщине отчаянно хочется слышать такое из уст того, кто ей небезразличен.
И это желание сбывается реже других, таких же безумных.
— Иди. Но я хотел бы видеть тебя снова.
— Увы, не думаю, что это возможно.