Он говорил вполголоса, буравя меня взглядом, словно я была заразной, а от вот-вот подцепит от меня смертельную лихорадку. Вот что значит полное погружение в легенду! Я слушала эмоционально сухую речь, а у самой мурашки бегали по спине, спускаясь туда, где когда-то он любил меня гладить.
Этот взгляд, предельно жёсткий, больной, он притягивал меня магнитом. Заставлял слушать, вслушиваться в слова и отчаянно верить, что они идут из сердца. И в тоже время я понимала, это обман. Ложь. Все слова — ложь. Правда только в поступках.
— И я хочу видеть тебя женой. Своей ручной собачкой, а моя рука будет держать поводок, затянутый на твоей шее, и натягивать его, когда ты вздумаешь отойти от меня слишком далеко и надолго.
— Нет, — нахмурилась я, придя, наконец, в себя. — Это похоже на что-то больное. Твоя Алиса убежит от тебя, как от маньяка.
— Как ты считаешь, Лара, почему даже в кино жертва не может убежать от маньяка? Потому что Алиса хочет быть с таким мужчиной, а я был другим. Но теперь она точно клюнет, — рассмеялся Филипп, но глаза оставались настороженно-холодными. Здесь дело совсем не во мне, а в ней. Мне стало ещё любопытнее, но он замкнулся и переключил тему разговора на меня.
Желал подробнее узнать о моих ближайших планах. Ага, конечно, так я тебе и рассказала! Да я и сама о них пока имею смутное представление. Так лучше: профессия научила меня не загадывать далеко вперёд.
И всё же способ переключения на другую тему — идеальный приём. Похоже, Филипп знал толк в манипуляциях. Совсем как я.
Ну, хоть в чём-то мы схожи! Мы, настоящие, когда можем не прятаться за масками.
Или не прячусь только я?
Глава 3
Ту ночь несколько часов кряду, ни капли не замёрзнув, мы гуляли вместе.
Я не запомнила улочек, которыми бродили, словно мы были два студента, не имеющих денег на такси или даже метро. Или те влюбленные, которые хотели остаться наедине, отгородиться от всего мира под звёздным морозным небом.
Ночь — время случайных прохожих и тайных знаков, разговоров полушёпотом, крепких объятий. Но мы шли рядом, я держалась за его локоть и спрашивала обо всём, что приходило в голову.
Кроме Риты. Эта тема, как прямо сказал Немов, под запретом.
— Ты думал жениться ещё?
Я специально выбирала те вопросы, на которые сложно отвечать малознакомому. С одной стороны, хотела посмотреть, как Филипп будет на них реагировать, с другой — хотела его позлить.
— Нет, без брака чувства живут дольше. Я тебя разочаровал?
— Совсем нет. Я тоже не собираюсь замуж, — отвечала я вполне себе искренне.
— Надо же, я полагал это первое, что ты сделаешь.
— Ты совсем меня не знаешь, вот и всё.
И от этого было грустно. И разговор наш то и дело уходил куда-то не туда, в споры ни о чём.
И всё же я была довольна услышанным.
Почему-то мне было бы неприятно услышать, что у него есть невеста или тайная зазноба. «Не моё дело», — мысленно одёргивала я себя, но так и подмывало спросить что-либо ещё.
Что-то такое, чтобы он замешкался и стал нервничать, а то выходило, что он ведёт себя безупречно, этакий рыцарь без страха и упрёка, застёгнутый на все пуговицы, а мне хотелось бы видеть его живого, смеющегося или обвиняющего меня в прошлых грехах. Таким он запомнился мне в ту пору, когда я служила гувернанткой его дочери.
— Ты всё ещё носишь золотые украшения как талисман? — нежданно спросил он меня, и я даже не сразу сообразила, есть ли в вопросе подвох.
Рядом с Немовым в последнее время я тупила нещадно, злилась из-за этого и тупила ещё больше. Выискивала в нём недостатки, с радостью цеплялась к мелочам, но не находила значимого дефекта ни во внешности своего «героя», ни в его характере.
Возможно, будут неприглядные поступки. и я в нём с радостью разочаруюсь навсегда.
— Да, — рассеянно отвечала я, не желая развивать тему.
Рассказывать о себе я не любила, а легенда, которую мы обговорили с Филиппом, пока не стала моим прошлым. Поэтому и обсуждать её, пытаясь сделать подачу как можно естественнее, смысла не имело.
— Теперь можешь носить моё кольцо.
— Конечно, — ответила я быстро, — то, что дарит мне жених, я всегда ношу с особой любовью. А уж кольцо, подаренное к будущей свадьбе, тут и говорить не о чем.
Я прижалась к его плечу и закрыла глаза. Совсем как сделала бы безумно влюблённая и счастливая женщина. Вряд ли нас кто-то мог сейчас видеть, но надо входить в образ, прочувствовать его, поверить в него.
— Я тоже рад, что оно останется у тебя. Уверен, оно принесёт тебе удачу.
— Ты же не суеверен!
— Люди меняют свои взгляды, Лара, — как-то по-особенному мягко сказал он и аккуратно щёлкнул меня по носу. От его жеста мне стало жарко, словно в один миг настало лето, а зима ушла навсегда.
— Посади меня на метро, — просила я, когда перевалило далеко за полночь, но он отказывался расставаться вот так.
— Я доеду с тобой, надо же мне убедиться, что всё в порядке, и моя невеста благополучно добралась до дома. И если серьёзно, раз втянул тебя в это дело, то, хочешь смейся, несу за тебя ответственность.
Эти фразы, сказанные самым серьёзным видом, и усыпляли мою бдительность. Приходилось напоминать себе, что всё это не настоящее.
— В ближайшие дня два мы будем обедать и ужинать с моими знакомыми. Все должны убедиться, что ты моя невеста. Могу я остаться сегодня у тебя? — спросил он вдруг.
— Нет, — отвечала я снова и снова на все его попытки сблизиться, на спокойные уверения в том, что так будет ещё натуральнее. Что любая женщина инстинктом самки считает, есть ли секс между парой.
— Отлично, — парировала я. — Вот и скажем, что у нас период воздержания перед свадьбой. Так она захочет тебя утешить ещё быстрее.
— Ты права, — соглашался Немов, а потом добавлял: — Наверстаем всё, как только расквитаемся с делами.
В такие моменты я не знала смеяться ли мне или махнуть рукой.
Спорить смысла не имело, я вообще старалась ограничить наше общение с Филиппом, потому что всё сильнее хотелось отбросить все принципы и насладиться близостью с тем, кого хотело моё тело. К кому мне нравилось прикасаться, кто возбуждал желание быть с ним везде и всюду, слушать его голос, иметь право прикасаться к его руке, заглядывать в глаза и искать в них одобрения собственным поступкам.
Иногда меня посещала мысль, что я же, мол, свободна, он тоже, зачем же тянуть и ставить между нами стекло: видеть друг друга можно, говорить допустимо, трогать запрещено. Но я гнала её, как крайне вредную. Так можно залипнуть в одностороннем движении ещё больше.
А потом станет невыносимо тоскливо, ни один круиз по самому синему морю не вывезет меня из болота отчаяния.
Психолог Шелестина учил нас, как разграничивать легенду и настоящую жизнь: если хочется, немного можно. Или напротив, надо сблизиться с объектом желания настолько, чтобы насытиться им надолго. Новизна уйдёт, а характеры никуда не денутся.
Перестать идеализировать мужчину. Мне всегда помогал один способ: я начинала наглеть. Он злился, жадничал, это меня обычно остужало. Но в случае с Немовым требовать от него чего-либо, кроме увеличения гонорара, язык не поворачивался.
Вот об увеличении гонорара я и попросила спустя пару дней.
— Я терплю насмешки и издёвки твоей сестры, так мы не договаривались, — добавила я, что было абсолютной правдой: как только Лилия Аркадьевна узнала, что мы с Филиппом решили пожениться, устроила форменную истерику.
Кричала, что Филипп ещё узнает, кто я такая, и сколько мужчин я через себя пропустила. Говорила она по-другому, Филипп смешно морщил нос и говорил, чтобы Лиля замолчала и выметалась. И относилась ко мне впредь со всем уважением.
— Она хоть Рите не сказала? Я знаю, что ты запретил мне говорить на эту тему, но это важнее всех запретов.
— Рита сейчас у матери, — холодно бросил Филипп. — Тебя это не должно волновать, но раз это не так, то скажу: с моей дочерью разговоров о нас не ведёт никто. Она не в курсе.