— Ты думаешь, что была бы счастливее, если бы заработала в этом году больше?
Кэти-Линн опустилась на траву. Сейчас она расскажет Мартину о своем прошлом, и будь что будет.
— Когда я спасала свою лицензию, у меня накопилась куча долгов и неоплаченных счетов от адвокатов. — Мартин открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Кэти-Линн жестом заставила его умолкнуть. — Пожалуйста, дай мне договорить. В другой раз у меня не хватит духу все рассказать. Видишь ли, Блейн Тернер, мой старый партнер по торговле недвижимостью, использовал связи моей семьи в деловом мире, чтобы обобрать пожилых домовладельцев. Этот подонок опозорил мое имя, подорвал репутацию и чуть не лишил меня лицензии.
— Ну мерзавец! Я бы с удовольствием поговорил с ним как мужчина с мужчиной… — проворчал Мартин.
— Но деньги еще не самое худшее. Приговор суда меня буквально разорил. Крупный штраф плюс возмещение убытков потерпевшим клиентам. А Блейн смеялся надо мной со своими дружками! Мол, после смерти мужа мне был так необходим мужчина, что я купила его любовь крадеными деньгами. Ну и пошли пересуды обо мне, как о сексуально озабоченной, которая, тем не менее, никогда не найдет себе партнера. Блейн единственный человек на свете, которого мне хотелось бы убить, — шепотом призналась она, дрожа как в лихорадке.
Мартина захлестнуло такое неистовое желание защитить ее, что он сам испугался силы своего чувства.
— Я никогда не спала ни с кем, кроме Тайсона, моего мужа. Ты — единственный, про которого я неожиданно подумала, что в будущем, может быть, смогу… — заикаясь, вымолвила она. — Я не думала, что когда-нибудь вообще захочу другого мужчину. А сегодня мне показалось, что я хотела тебя, — торопливо закончила она.
Мартин посадил застенчиво отвернувшуюся Кэти-Линн к себе на колени и погладил по голове.
— Ты прошла через такие страшные испытания и беды, а осталась девочкой, любящей стихи и цветы. Ты современная женщина с шестизначным доходом и моральными принципами своей бабушки, — высказался он, укачивая ее, как малое дитя.
— Мы живем в разных мирах… Я еду в лифте, а ты скачешь верхом…
— А тебе никогда не хотелось спуститься с высоты своей башни? — спросил Мартин.
— Там безопаснее. Высота ограждает от лишней боли.
Он снова подумал, прежде чем ответить.
— Когда я был маленьким, однажды к нам в класс пришла новая учительница. Ей нравилось писать на доске всякие афоризмы в дополнение к нашим сухим и пресным учебникам. Идеальным, каллиграфическим почерком она написала фразу, которая врезалась мне в память на всю жизнь: «Самые грустные слова, когда-либо выходившие из-под пера человека, это слова „все могло быть по-другому“».
Кэти-Линн задумалась.
— Сказано прекрасно… И ты используешь эту мудрость в своей жизни?
— Как я ее использую? Это скорее предупреждение.
Кэти-Линн встала, пошла к кустам шиповника и сорвала несколько цветков. Зарывшись лицом в лепестки, она вдохнула в себя их аромат.
— Моя мать часто говорила, что дикие розы охраняют от печали одиночества. Что они растут в самых непригодных для жизни местах и забираются туда, где их никто не ждет.
— Твоя мать ощущала себя одинокой?
— Она была всегда окружена семьей, но мне казалось, что ее отделяла от других незримая стена. Мать мечтала растить своих детей и, хотя любила нас больше всего на свете, все время тосковала по чему-то еще, — задумчиво проговорила Кэти-Линн.
Мартин подошел и молча встал рядом. Обрывая лепестки с цветка, она продолжала:
— Пока мама и папа не переехали во Флориду, у них под окном кухни всегда росли дикие розы. Теперь я думаю, что таким образом мама пыталась хотя бы частично победить тоску по своему нереализованному «я».
— А ты считаешь, что реализовала себя? — прозвучал осторожный вопрос.
— Я сделала неплохую карьеру, добилась финансового успеха, у меня интересный круг общения. И со здоровьем все в порядке… Чего, казалось бы, еще желать женщине? — усмехнулась она.
Мартин погладил ее по спине, ожидая продолжения.
— Я не хотела бы провести остаток жизни в одиночестве, но Блейн Тернер был в чем-то нрав, когда говорил, что я не гожусь для легкой связи. Я не смогу стать любовницей или даже женой только из-за боязни одиночества.
— Вы сильный человек, мисс Адамс, — отозвался Мартин. — Не всякая деловая женщина решится появляться на таких торжествах, как сегодняшнее, без спутника.
— Ну, у меня был кое-кто на уме, но в последнюю минуту все рухнуло.
Бэрк улыбнулся.
— И кто же был этот счастливчик? Я его знаю?
Темнота помогла смущенной собеседнице выпалить:
— Я хотела пригласить на банкет Мартина Бэрка, но не смогла.
— Почему?
— Мы из разных команд. Ты защищаешь интересы жителей поселка, а я — интересы застройщика. Один из кланов одержит победу, другой потерпит поражение. Я не могу присоединиться к тебе, но и не могу смириться с мыслью, что поселка больше не будет… — Бэрк бросил на нее вопросительный взгляд. — Ты хочешь сказать, что я не права?
Мартин покачал головой.
— Нет. Эту проблему решить нелегко, но я все еще надеюсь, что нам удастся достичь компромисса.
— Скажи как? Как ты собираешься спасти ваши фермы и ваш городок? Ты хочешь сжечь фермы, а «Браун девелопментс» тем временем пытается расширить свои владения. Компания предлагает мне поискать для них участки в других общинах. И что же делать — продолжать работать на них?
— Хочешь выйти из игры?
— Я никогда не выйду из игры, — заявила она, — но мое участие в строительстве стадиона для гольфа окончилось. И если ты думаешь, что я снова соглашусь искать им клиентов, то ты сумасшедший!
— И что же ты будешь делать? — спросил он.
— Если придется, опять буду продавать дома. До того как заняться торговлей земельными участками, я была одним из лучших риэлторов по продаже жилья.
— Значит, вернешься к огням большого города и с радостью выкинешь из головы название — Бушбрук?
— Думай как хочешь, — возразила Кэти-Линн, — но каждый раз, когда у меня выкраивается свободное время, я выруливаю на шоссе и еду в деревню. Лес дарит мне чувство новизны: каждый молодой побег, каждый проклюнувшийся листок пробуждает желание жить…
Мартин снял джинсовую куртку и накинул ей на плечи, укрыв от ночной прохлады. Кэти-Линн стала собирать волосы, чтобы выпростать их из-под воротника.
— Дай-ка я, — предложил Бэрк. Он погрузил пальцы в ее шелковистые кудри и вынул из них шпильки. — Позволь, я провожу тебя до машины. Ноги ты уже промочила, так что спасать тебя от росы слишком поздно.
Мартин обнял женщину за плечи, и уголки его рта тронула улыбка.
— Жить на ферме не так уж плохо.
— Я знаю, — просто ответила она.
Ему хотелось взять ее на руки и отнести в свой лесной дом. Он только представил себе, что один переступит сегодня порог темного холостяцкого жилища, и сердце заранее начала грызть тоска. До сих пор Бэрк не понимал, как он одинок.
— Может быть, переночуешь в местном мотеле? Мы бы еще смогли вместе позавтракать, — предложил он.
— Да нет, все в порядке. Я не устала и вполне могу вести машину. Ты только представь: у всех на виду я выхожу утром из бушбрукского мотеля в мятом вечернем платье и сажусь в твой джип. Вот уж позабавила бы народ… Смею заметить, подобная выходка никак не способствовала бы восстановлению моей репутации, мистер Бэрк.
— Что ж, раз так, придется укрыть тебя от посторонних глаз, — отозвался мистер Бэрк. — Не хочу, чтобы ты уснула за рулем.
Идя к джипу, он волей-неволей представлял Кэти-Линн у себя в доме. Жизненная сила и энергия этой женщины согрели бы его лачугу лучше сотни каминов, аромат ее духов выветрил бы запах холостяцкого жилья, а улыбка заменила бы лучи предутреннего солнца.
Он хотел бы просыпаться и видеть рядом эту красивую женщину, едва прикрытую его стеганым лоскутным одеялом. Свернувшись калачиком, как новорожденный, он припадал бы к ее груди и целовал соски, пока они не ответили бы на призыв требовательных губ. Он ласкал бы ее и заставлял забыть о том, что на свете существует боль. Их пробуждения были бы полны жара и страсти, и тогда не осталось бы места ни для слез, ни для одиночества…