- И она в больнице? - с ужасом спросила мать.
- Да...
- Коленька, Коленька, - запричитала мать. - Я сердцем чувствую, с нашим Женечкой беда...
Отец подошел к ней, приобнял за плечи. Но при этом ничего не произносил. Было видно, что он тоже очень взволнован этим сообщением.
- Погодите делать выводы, Роза Александровна, - вмешался Костя. Скоро кое-что выяснится. Потерпите...
... - Никогда такой её не видел, - повторял Александр Петрович Толкачев, сидя в машине Кости по дороге в больницу. - Пришла ещё довольно рано, на лице синяк, губа разбита... Но главное, напугана до предела. И ничего не говорит, молчит, и все. Мы с матерью спрашиваем, что случилось, дочка? Она молчит и плачет. Так и прошло дня два. А потом мы вызвали врача. Тот сказал, в больницу её нужно. Нервный стресс, и даже шок... Так вот она уже больше недели там и лежит. Но в последние дни стала как-то отходить, поят её там всякими транквилизаторами. Стали говорить о том, о сем, о погоде, о здоровье... Но на ту тему она молчит, словно замок повесила. А мы с матерью и не спрашиваем, боимся. Но, полагаю, там что-то неладное произошло...
... Надя оказалась ладной стройной девушкой лет двадцати двух. Конечно, её изрядно портил выцветший больничный халат неопределенного цвета, лицо было бледно, без всякого макияжа. Глаза грустные и какие-то затравленные.
Она вопросительно поглядела на коренастого человека с пшеничными усиками, стоящего рядом с её отцом.
- Наденька, этот человек хочет тебя о чем-то спросить, - начал было отец, но та побледнела совсем уже смертельно и зашептала:
- Я знаю, вы из милиции, вы из милиции. Так вот, я вам ничего говорить не буду, ничего не буду... Поняли вы? - сжала она свои маленькие кулачки и отступила назад.
- Да погодите же вы, Надя... Что с вами такое? Я вовсе не из милиции, я... знакомый Жениных родителей... Они волнуются за него и просили меня...
- Я при чем здесь? При чем здесь я? - кусая губы, бормотала несчастная девушка. - Я с ним знакома всего около месяца... И к его делам никакого отношения не имею... Оставьте меня в покое... Оставьте меня в покое... Я в больнице, меня лечат... А вы ходите и тревожите меня, это жестоко, после того, что...
Отец просительно поглядел на Костю, мол, разговора не получилось и надо бы уходить. Тот едва заметно подмигнул ему.
- Извините, Надя. Я ухожу. Отец останется с вами. Вот вам мой телефон, если что, позвоните. Но помните одно, его не могут найти. Его родители, очень порядочные и заслуженные люди, места себе не находят... Будет желание, позвоните. Ведь я знаю, - твердо произнес он, глядя ей прямо в глаза. - Вам есть, что рассказать мне...
Костя знал, что, как правило, вызывал у людей расположение к себе, и это очень помогало ему в его розыскной работе. Вот и теперь, у Нади вдруг заблестели глаза, и она как-то дернулась по направлению к нему, словно ища у него защиты. Он понял этот жест.
- И вот ещё что я хочу сказать вам, Надя, - добавил Константин. - Не бойтесь ничего. Я боевой офицер, я всякое видывал в жизни. И имею самых влиятельных знакомых в самых разнообразных сферах. Могу к ним обращаться в сложных вопросах. И вас в обиду никто не даст. Напротив, я хочу взять вас под свою защиту... Вы ведь боитесь чего-то, не правда ли?
- Да..., - беззвучно прошептала она. По бледным щекам текли слезы.
- Ну..., - слегка дотронулся до её плеча в больничном халате Костя. Надя... Скажите мне, облегчите свою душу. Я помогу вам... Мы поможем вам...
- Вы не сможете, - едва слышно произнесла она. - Ладно, я подумаю, она сделала неловкую попытку улыбнуться. - Может быть, и позвоню вам. Давайте ваш телефон...
Костя протянул ей свою визитку, поклонился и ушел.
...Вечером в его квартире один за другим стали раздаваться звонки. И каждый был весьма весом и содержателен...
Абоненты, словно договорившись, звонили один за другим, как бы для того, чтобы у частного детектива Савельева сложилась верная и полная картина произошедшего.
Первым позвонил незнакомый голос, который, как оказалось, принадлежал третьему другу из компании Андрею Левушкину.
- Я слышал, вы будете расследовать это дело, мне сказал об этом Эдуард Рубенович Григорянц и дал ваш номер телефона. - глухим мрачным голосом произнес Левушкин.
- Да, это так, мы заключили с ним договор, - подтвердил Константин.
- Вам известно, что мне звонил неизвестный человек и постоянно говорил одно и то же, что этот год - последний в моей жизни?
- Да, примерно так мне рассказывал Григорянц.
- Вы знаете, что сожгли принадлежавшие мне ларьки и магазины?
- Да, разумеется.
- Так вот, сейчас я звоню с улицы с мобильного телефона, - мрачно доложил Левушкин. - А пожарные тушат мою квартиру на улице Гарибальди. Только уже нечего тушить, она выгорела практически дотла...
- Вот оно как..., - только и нашел, что сказать Костя.
- У меня ничего теперь нет, ни квартиры, ни имущества, одни кредиты... Только вот машина осталась...
- Да... Мрачно... Сколько же времени горела ваша квартира по мнению пожарных?
- Несколько часов. Подожгли, видимо, днем, часа в три - четыре... Вы ведь не сомневаетесь, что подожгли?
- Да нет, сомневаться в этом было бы глупо. Вы хотите мне что-нибудь рассказать, Андрей?
- Мне нечего рассказывать, кроме того, что я уже сказал. Я гол, как сокол, поеду ночевать к родителям...
- Ладно тогда... Я жду ещё звонков, полагаю мой выезд к вам нецелесообразным. Я не пожарный, а побеседовать с вашими соседями я могу и завтра...
Только он положил трубку, как раздался новый звонок.
- Константин, - раздался в трубке голос майора Молодцова. - Я хотел тебе помочь, но пока ничем не могу... И вдруг вот что мне пришло в голову Григорянц этот часом не сын ли адвоката Рубена Григорянца?
- Сын. Точно так.
- А что же ты мне раньше не сказал? Мне есть что рассказать об этом адвокате...
- Ну-ну..., - заинтересовался Костя, но тут что-то затрещало в телефоне, и связь прервалась.
Немедленно раздался звонок.
- Ну, Гена, ну... - торопил Костя. Он чувствовал, что сейчас услышит что-то интересное.
- Это не Гена, - раздался в трубке женский тихий голос, и Костя тут же узнал Надю, подругу Евгения Прокофьева.
- Надя?!!!
- Да.
- Хотите что-нибудь сообщить?