- Да, но чего стоил мне этот стоицизм, простите за каламбур... Моя жена Диана Бориславовна подала в суд на развод, вы представляете? Мы прожили с ней тридцать лет, и она решила, что я поступил ужасно... Но я адвокат, я блюститель порядка и нравственности в обществе, и не мог поступить иначе, просто не мог... Да, мы разведемся с ней, я не могу жить с женщиной, которая меня не понимает и готова носиться со своим преступным сыночком, как курица с яйцом... Но сына я не оставлю, он мой сын, и я помогу ему... У него благодаря мне прекрасный адвокат, и он идет уже не по статье сто одиннадцатой, где предусматривается наказание до восьми лет, а по статье сто четырнадцатой - причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны и статье сто двадцать пятой оставление в опасности, так что максимум, что ему грозит, это два года. Но и это ещё не все. Поведение Эдуарда настолько странно, что следствие будет проводить психиатрическую экспертизу на его вменяемость... Сами посудите, ну не идиотизм ли - обороняясь от нападок Левушкина, ударить его чужим ножом, а затем оставить на дороге и скрыться? Бред какой-то, да и только... Никакой логики, не правда ли?
Константин лишь пожал плечами и промолчал, прекрасно зная, что логика была. Если бы Левушкин умер, разумеется... Тогда и адвокату не было никакого смысла сдавать своего сына правоохранительным органам. Только никто тогда не знал, умер он или нет. И Рубен Михайлович вполне мог предполагать, что он выживет и даст показания, как оно, впрочем, и произошло. Так что поступил он, как и всегда, правильно и логично.
В черных больших глазах Григорянца мелькнула какая-то задорная злая искорка, но тут же погасла, и глаза снова стали добрыми и масляными.
- Вот именно, никакой... Так что, возможно, его просто надо лечить, вот и ответы на все вопросы... А то крутят, вертят разные там версии, а ответ-то может быть предельно прост - человек не выдержал напряжения, и у него, извиняюсь за выражение, поехала крыша... А что? Жена погибла на его глазах, да этого одного достаточно, Чугаев охотится за ним и его друзьями, полагая, что это они в свое время зарезали несчастного парня Алексея Малиновского, похищаются Прокофьев, Левушкин и, наконец, он сам... Потом ему удается бежать, но тут обезумевший Левушкин бросается на него с железякой... И он ударяет того ножом, а дальше, обезумев, начинает творить какие-то нелепости... Совершенно явное отклонение от нормы поведения, сплошные алогизмы и абсурды... Так что, я его сдал правоохранительным органам главным образом для того, чтобы он не натворил ещё больших глупостей...
Константин вернул адвокату аванс, полученный им от его сына. Тот тщательно пересчитал и пообещал, что все эти деньги пойдут во благо несчастному Эдуарду.
- Скажите, Рубен Михайлович, - спросил Костя, уже стоя в передней в куртке и ботинках. - Мы сейчас одни дома?
- Да. Никого больше нет.
- Ответьте на один вопрос, очень вас прошу. У меня нет диктофона, я никак не смогу навредить вам...
- Ну, что такое? - Григорянц надел на нос очки в золоченой оправе и строго поглядел на него.
- Рубен Михайлович, нам обоим прекрасно известно, что Шилкин и Чугаев не убивали Алексея Малиновского. Это сделал ваш сын и его компания. Только Андрей Левушкин постоянно мучается вопросом, он или не он нанес тот роковой удар несчастному парню. Он недавно женился, устроился на работу, мне порой звонит его жена и говорит, что мысль о том преступлении не дает ему покоя... Ведь ваш сын наверняка сказал вам, кто именно из них убил Малиновского. Развейте сомнения, шепните мне... Вы застрахованы на сто процентов - свидетельница умерла, следователь Курбыко убит... неизвестно кем, - тут глаза собеседников встретились и сверкнули. - Непосредственного убийцы журналиста Малиновского либо нет, либо он далече... Так что, вы сидите очень крепко, и никто не может доказать истину, даже если ваш сын станет давать показания против вас... Он же безумец, это опять на руку вам. Впрочем, и ему тоже... Давайте так, я буду уходить, и если это преступление совершил не Эдуард, шепните мне вдогонку: "Не он." А если он, ничего не говорите. Хотите, обыщите меня на предмет диктофона... Я очень вас прошу...
Григорянц рассмеялся и действительно стал по-шутовски обыскивать Костю.
- Будьте здоровы, - произнес он. - Успехов вам, вы далеко пойдете...
- Надеюсь, что вы пойдете гораздо дальше, - сделал ответный комплимент Костя.
Он повернулся и взялся за ручку двери. Открыл её, а на пороге обернулся и поглядел на Григорянца. Он едва заметно глумливо подмигнул ему.
Дверь захлопнулась. Адвокат не произнес ни слова...
18.
... Прошло ещё две недели. Костя вел новое, очень интересное дело, и для расследования его ему было необходимо слетать в Германию, в Гамбург. Лететь надо было четырнадцатого апреля, и Наташа была очень недовольна тем, что в праздник Пасхи они снова не смогут быть вместе...
Улетал он в довольно скверном настроении.
Погода в этот апрельский день была изумительная, солнечная, вполне весенняя...
Ожидая своего рейса, он нервно прохаживался по зданию аэропорта Шереметьево-2. И вдруг около колонны он заметил знакомые лица.
Ирину Павловну Малиновскую было трудно узнать. Она была очень модно одета - в короткой бордовой кожаной курточке и в какие-то диковинные также кожаные брюки. Волосы были довольно коротко подстрижены и выкрашены в светлый цвет. Федор был в светлом костюме и при галстуке. Они оживленно беседовали о чем-то и постоянно смеялись, правда, смех Ирины был какой-то нервный, что сразу же заметил Костя. Он сомневался, стоит ли подойти к ним, слишком уж суровые личности стояли вокруг них напряженным полукольцом, но подумал и все же решил подойти...
- Здравствуйте, - произнес он, тихо подойдя к ним сзади. Полукольцо ещё больше напряглось и сжалось...
Ирина и Федор оглянулись. По лицу Ирины пробежала какая-то тень, но она быстро взяла себя в руки.
- Кого я вижу? - попыталась улыбнуться она. - Человек, которого мы чуть впопыхах не убили... Слава Богу, что ваша голова оказалась столь крепкой...
- Да что ты, Ирка? - хмыкнул Федор, делая знак полукольцу, чтобы оно отступило и дало побеседовать. - Просто я знаю, как бить, чтобы не убить... Не хватало нам ещё одного греха на душу...