В те времена трансвестисты были ещё в диковинку, не то, что сейчас, и молодой человек рисковал попасться на глаза сотрудникам милиции. Тем более, что черты лица у него были явно мужские, и он даже был плохо выбрит. Сочетание щетины с париком пепельного цвета в мелких кудряшках, ярко накрашенными губами, бижутерией и прочими женскими атрибутами выглядело довольно забавно. Поглазеть на него сбежался весь средний медицинский персонал нашего медицинского центра.
Мужчины, ожидавшие приема у моего кабинета, посматривали на него недоуменно, а потом, как по команде, все встали и пересели в другой конец холла. Как объяснил мне потом один из них, ему было противно находиться рядом с таким, как он выразился, «бесполым субъектом». Другой пациент объяснил нежелание сидеть с ним рядом тем, что за ним должна была заехать его девушка, и он боялся, что она подумает, будто он «голубой».
Сам же переодетый пациент, слегка рисуясь, рассказал, что ему интересно попробовать себя в женской роли, и ему очень хотелось посмотреть, как к этому отнесется психиатр. К тому, что прохожие смотрят на него с презрением и отвращением, ругаются и обзывают его, он уже привык, и ему даже нравится шокировать их своим экстравагантным видом. Именно с этой целью, как выяснилось, он и не бреется — чтобы издалека было видно, что это мужчина, переодетый в женскую одежду.
Он был очень разочарован тем, что на меня ему не удалось произвести шокирующего впечатления, я и не таких видела. «Ну, давайте, воспитывайте меня, говорите, что я «грязный извращенец», что я психически больной», — уговаривал он меня. А когда я рассмеялась и сказала, что он ещё инфантилен и обладает истерическими чертами личности, он очень обиделся, надул губы, как капризный ребенок и сказал: «Вот-вот, все вы, психиатры такие, вам лишь бы клеймо на человека навесить.» В тот раз мне не удалось выяснить, чем ему не понравилось мое высказывание и почему он предпочел бы, чтобы я назвала его «грязным извращенцем» (я лишь предположила, что тут игра в «мальчиша-плохиша»), — он тут же встал с видом оскорбленного до глубины души человека, смерил меня презрительным взглядом и раздраженно размахивая женской сумочкой на длинном ремне, вышел из кабинета, оставив за собой шлейф дешевой парфюмерии.
«А я милого узнаю по колготкам».
Н.Фоменко
Я очень удивилась, спустя полгода вновь увидев его в своем кабинете, но уже в обычной мужской одежде, с мужской стрижкой. «Вы меня не узнаете? — робко спросил он. На самом деле я с трудом узнала его. Он выглядел подавленным и несчастным. Извинился за свое поведение в предыдущий визит. Я рассмеялась и ответила, что если бы обижалась на своих пациентов, то мне не стоило бы работать психиатром, — и мир был восстановлен.
Он рассказал о себе. Назовем его Олегом. Мать — типичный «большой начальник» и партийный лидер, занимала какой-то руководящий пост в партийных структурах. Отец был типичным «подкаблучником», и по мнению Олега, именно мать своим деспотизмом свела отца в могилу, он умер в возрасте 39 лет от инфаркта. С самого детства она воспитывала сына, как муштруют новобранцев — сядь туда, не стой там, не сутулься, что ты стоишь, как болван, сколько раз тебе говорить, займись делом, — и тому подобное. По её мнению, основная её задача — вырастить из сына «настоящего человека». Что уж она под этим понимала, — одному Богу или только ей самой известно. Когда она начинала читать нотации, Олег зажимал ладонями уши и начинал напевать любимую песенку из репертуара «Rolling stones», вначале про себя, а потом все громче и громче — назло матери, та терпеть не может современную рок-музыку вообще, и в частности, именно этот ансамбль. Это выводило её из себя, она начинала топать ногами и кричать, чтобы он немедленно прекратил. «Ну слава Богу, ты заткнулась», — удовлетворенно отвечал ей «любящий» сын и уходил в свою комнату.
Потом Олег обзавелся аудионаушниками, и как только мать с недовольным видом входила в его комнату, чтобы сделать замечание или прочесть очередную нотацию, демонстративно одевал наушники и изобразив выражение лица «клинического идиота», отбивал ритм ногой, подпевал, намеренно вскрикивая «козлиным голосом», а иногда «врубал музыку на всю катушку», и мать с перекошенным от бешенства лицом пулей вылетала из его комнаты.
Олег с детства любит привлекать к себе внимание, чем угодно, даже экстравагантными выходками или одеждой, любит, когда вокруг «зрители». Он болезненно самолюбив и не переносит, когда задевают его самолюбие.