Он налил себе чашку своего суперконцентрированного кофе, закурил первую утреннюю сигарету и наконец положил перед собой то, что дал ему Шефер.
Когда ему было шестнадцать и он только приехал в Цюрих и делал первые шаги в настоящем профи спорте, он случайно попался на глаза хозяйке рекламного агентства, которая и «открыла» его. Открытие оказалось несколько сомнительной ценности - подросток принципиально не желал заниматься подобной ерундой. Он успел за свою жизнь накушаться всяких эпитетов типа «красавчик», «лапочка», ненавидел это до глубины души и был полон решимости не зарабатывать на собственной внешности, хоть и был тогда беден, как церковная мышь. Потому что у отца он не брал деньги принципиально. У него и было 2 принципиальных табу - красота и папины деньги. В шестнадцать на него впервые посыпалась лавина предложений о рекламных съемках, но он отклонял их все. Через какое-то время поток, естественно, иссяк.
Сейчас этот поток открылся с новой силой. Тогда он был просто вызывающе красивым мальчишкой - всего лишь студентом, не самым успешным юниором, автомехаником и бухгалтером-нелегалом. Теперь он состоявшаяся звезда, профессиональный спортсмен, мужчина, от одного вида которого у любой женщины замирает сердце, и, вполне естественно, цифры в предложениях фигурировали уже не такие, от которых можно было просто отмахнуться. Да и сам Отто научился проще смотреть на некоторые вещи. Ну ведь миллион франков за одну часовую фотосессию для производителя бритвенных принадлежностей, ну что от него, убудет, что ли? Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от таких денег ради какого-то мутного принципа, а идиотом Ромингер не был. И цену деньгам знал слишком хорошо. Его коллеги по «белому цирку»[1] в большинстве довольствовались спонсорскими соглашениями - примерно как у него с Дорелль или с Россиньоль. Ты катаешься на таких-то лыжах с такими-то креплениями в таких-то ботинках, у тебя такие-то очки, шлем, перчатки, палки, то да се, и на вот таких условиях ты всю эту хренотень получаешь. Или, если фирма не занимается горнолыжным оборудованием, также как Ауди, и того проще - ты носишь логотип на одежде и шлеме и светишься на некоторых пиар-мероприятиях. В обоих случаях тебе платят столько-то за сезон или за год и еще призовые и премиальные. Но, если дело обходится без призовых, обычно цифры гонораров могут быть и меньше, причем ведь за несколько месяцев, а не за час стояния перед камерой! Нет, больше Отто не отвергал предложения рекламных съемок так, сходу. Он по крайней мере фильтровал их, и из десятка вполне мог выбрать одно-два.
Какие-то табу у него оставались. Он не собирался сниматься голым (серьезные фирмы его и не просили о таком) и не имел дел с товарами, имеющими репутацию товаров для геев. Ему можно было предложить хоть 10 миллионов за рекламу, к примеру, геля для укладки волос или какой-нибудь другой мужской косметики - он бы отказался. Да, и еще он категорически не годился для телевизионной рекламы. Актерских способностей у него отродясь не было, и он не представлял себе, как он может, к примеру, перед камерой непринужденно садиться в седло мотоцикла (вон предложение большой и очень серьезной страховой компании - придется отклонить). Или ласково обнимать девушку (шампунь, миллион сто тысяч франков гонорар). Хотя без камеры и то, и другое ему удавалось как нельзя лучше. Или вообще что-то говорить. Нет, все телерекламы он отклонял.
Мать честная! Вот это да. Полтора миллиона, причем не швейцарских франков, а долларов. Охочий до денег Ромми внимательно вчитался в предложение. Джинсовая линия одного из серьезных домов моды. Репутация неплохая, не Дольче и Габбана, слава Богу. Напрягло требование «полуобнаженного вида» - Отто вообще-то раньше никогда на это не шел. Только он и джинсы. Ну, почти никогда.