Она вдруг отвлеченно подумала, что это самая длинная фраза, с которой он к ней обратился. И третья или четвертая вообще. Они совсем не разговаривали, пока ехали. С другой стороны, Падишах разговаривал, просто не умолкал, и говорил, что любит, и что поженятся, и много всего такого, но ни слова правды. А этот молчит - так хотя бы не врет. А сейчас честно сказал, что будет. Предложил выбор. Ее разум подал голос - немедленно скажи, что хочешь вернуться в Санкт-Моритц! Сейчас же! Но сердце возразило. Он поставил ее перед выбором - если они войдут, будет счастье, пусть даже только сегодня. Если уедут - уже никогда и ничего не будет. Она приняла решение, вздернула подбородок и ответила со смешком:
- Ты собираешься тут стоять и болтать, или предложишь даме войти?
Он рассмеялся и схватил ее в объятия, его лицо озарилось торжеством. Дверь распахнулась, он втащил ее в номер почти на руках, и захлопнул дверь спиной.
Мягкая темнота номера, плотные голубые с зеленым шторы удерживали снаружи свет солнца, снега, ясного альпийского полудня. Отто смотрел в светлые глаза девушки, загадочно светящиеся в полумраке. Медленно наклонил голову, она подняла лицо навстречу ему, тихо вздохнула, их губы встретились. Он уже целовал ее на стоянке у подъемника, но тогда ощущение было обжигающее, как огонь... теперь распробовал - нежная, сладкая... вкусная... Он медлил, не форсировал события, не гнал вперед - их поцелуй оставался почти невинным, чуть приоткрытыми губами, основным источником наслаждения сейчас было предвкушение большего... Он стянул с ее головы бело-синюю лыжную шапочку, ожидая, что темные волосы сейчас рассыплются по ее плечам. Нет - они были безжалостно скручены в узел. Каким-то чудом Отто удалось справиться с заколкой, не сломав ее, не запутав волосы и избежав неловкой возни, и тяжелая, толстая коса упала на его руку, скользнула шелком. Он обхватил затылок девушки и снова прильнул к ее губам - на этот раз более властно и требовательно. Она запрокинула голову к нему, положила руки на его плечи и подчинилась его настойчивости. Его горячие губы надавили на ее рот, заставляя приоткрыть губы, она покорилась... он медлил, не спеша воспользоваться полученным преимуществом... давая ей возможность решить, может ли она пойти дальше, чем поцелуй сжатыми губами. Когда неделю назад ее целовал Бруно, она решила, что целоваться неприятно и что больше она никому не разрешит совать язык к себе в рот. Но сейчас... да, она хотела этого. Отто такой замечательный, и в его объятиях так хорошо, что плевать и на тяжелые ботинки на ногах, и на страх перед неизбежной болью, до которой рукой подать, и на все остальное - она чуть подалась вперед и вверх, ближе к нему...
Он понял и лизнул ее нижнюю губу, и это было приятно, вкусно и так здорово, что она позволила себе пригласить его дальше, еще чуть сильнее разомкнув губы - чем он и воспользовался. Глубокий, горячий, страстный поцелуй, настоящий поцелуй любовников, его язык ласкал ее язык, и это было совсем по-другому, чем с тем, кто делал это с ней раньше. Ее сердце билось быстро-быстро, она дрожала... Он завладел ее ртом, и готовился так же завладеть ее телом. Она обняла его...
Отто с силой прижал Рене к себе, ощущая сладостные изгибы ее тела сквозь толстую, мешковатую куртку. Черт, у него в глазах было темно, сердце бухало как молот, голова просто кружилась от желания - знала бы эта недотрога, чего ему стоит держаться так стойко и дистанцированно, давая ей ощущение свободы и остающегося выбора, не позволяя понимать, что он прошел точку невозврата добрых пять минут назад... Все, чего он сейчас хотел - это сорвать с нее все эти тряпки, швырнуть ее на постель и трахнуть - быстро, неистово, безо всяких нежностей. Разумеется, ничего подобного он себе не позволит, но держаться было все труднее. Он из последних сил ждал от нее сигнала, что можно идти дальше.
Она обхватила его голову обеими руками - сойдет за сигнал. Продолжая целовать ее, Отто расстегнул ее куртку и снял, бросил куда-то в сторону. Рене не возражала, ее правая рука опустилась на его грудь, казалось, она тоже искала, что можно с него снять. И это тоже была куртка. Через несколько секунд ее руки исследовали выпуклые мышцы его плеч и груди сквозь плотную, эластичную ткань стартового комбинезона, тяжелый твердый ботинок давил на носок его кроссовка. Он отпустил ее губы и чуть отодвинулся:
- Малыш, давай снимем твои ботинки.
Она растерянно охнула:
- Я сделала тебе... неприятно?
Он хохотнул:
- Это поправимо.
Посадив ее в кресло, он стащил с нее жесткие атомиковские ботинки и отодвинул их в сторону, поставил ее на ноги и взялся за подол ее свитера. Она покорно подняла руки, давая ему снять свитер через голову. Он отправил свитер в сторону, куда улетели обе куртки, и чуть улыбнулся ей: