Через полчаса кладбище опустело. Маму с Заремой тоже увели женщины, помогающие с похоронами. На кладбище остались лишь Аслан и имам.
– Мой мальчик, нам пора возвращаться, – печально констатировал старик. – Живые к живым, мертвые к мертвым.
– Дядя Ташо! Почему именно мой отец? – глотая слезы от обиды и бессилия, спросил Аслан. – Чем он не угодил Аллаху?
– Не богохульствуй, юноша! – с укором в голосе оборвал парня имам. – Аллах дал, Аллах забрал. Я понимаю твою боль, – уже чуть подобревшим голосом продолжил Ташо. – И мне грустно, что господь забирает самых достойных. Но такова Его воля. И лишь Аллах знает, почему именно твой отец!
Аслан шмыгнул носом, потер его кончик и поднял мокрые глаза на имама:
– Я должен отомстить за его смерть.
Взгляд Ташо наполнился болью и тоской. Он положил Коран в свою суму и подошел к парню. Обняв его за плечо, имам тихо сказал:
– Дорога, которую ты хочешь выбрать, страшная и опасная. Она несет лишь боль и горе. Подумай о матери, о сестре! Да и отец вряд ли одобрил бы твой выбор. Я слышал рассказ Юсуфа. И знаю самого его очень хорошо. Поэтому скажу так. Считать Юсуфа лжецом я не могу. Но, как мне кажется, в его словах правды мало. Ты уже взрослый парень, и если что-то задумаешь, мне тебя не переубедить. Но прежде чем принять решение, хорошенько подумай. Назад дороги не будет!
Аслан растерянно посмотрел на духовного наставника. Ташо всегда внушал ему уважение и трепет. Его мудрые речи заслуживали того, чтоб быть выслушанными. И к ним прислушивались многие. А порой они спасали не одну жизнь. Но сейчас Аслан не мог их понять. Гнев, горечь и еще с десяток подобных чувств терзали его сердце, выжигая из них остатки здравого смысла.
– Дядя Ташо, – устало ответил Аслан. – Спасибо, что помогаете…
Имам улыбнулся и похлопал парня по плечу.
– Идем. Я понимаю, что тебе сейчас не до моих нравоучений. Земля на могиле твоего отца еще даже не высохла. Сделаем так. Сейчас ты пойдешь к матери и сестре. Завтра похороны бабушки Лайсы. А послезавтра я жду тебя для беседы.
– Спасибо, – только и сумел ответить Аслан, глотая большой комок, подкативший к его горлу. – Спасибо, что заботитесь.
Ташо улыбнулся.
– Для того и создал Аллах людей, чтобы они могли друг о друге заботиться. Идем.
И они побрели в деревню безмолвно, каждый думая о своем.
Этой ночью Аслан снова не смог уснуть. И лишь под утро, когда пропели первые петухи, он ненадолго провалился в забытье.
– Аслан, сынок! Ты меня слышишь? Проснись.
От неожиданности Аслан едва не упал с кровати. Перед ним стоял отец. И хоть в предрассветной темноте его лица видно не было, родной силуэт спутать с чьим-то другим он не мог. Эти широкие, слегка покатые плечи. Контур ушей, носа. Проступавшую в темноте бороду. Могучие богатырские руки. Перечислять дальше Аслан мог до бесконечности. И самое главное – родной голос! Отец!
– Папа, – растерянно и жалобно простонал Аслан. – Но ведь…
– Я знаю, сынок! Знаю. Ты не должен бояться. Прости меня за то, что бросил вас в такое трудное время.
– При чем здесь ты, папа? Тебя ведь убили! – закричал Аслан, чувствуя, как задыхается от очередной волны гнева.
– Да. Но мне больно потому, что я вас оставил. Попроси за меня прощение у матери и сестры. Я виноват перед ними. Ведь теперь, кроме тебя, их некому защитить. Стань настоящим мужчиной! Заботься о них. Не дай их в обиду. Прошу тебя.
– Папа, кто тебя убил? – едва сдерживая крик, спросил Аслан.
– Плохие люди, – монотонно ответил отец.
– Кто? Русские?
– Это неважно, сынок! Плохие люди бывают не только среди русских.
– Я должен знать, – скрипя зубами, сказал Аслан. – Я должен отомстить.
Отвечать сыну Тархан не стал. Его образ задрожал и стал расплываться. Аслан судорожно протянул руки навстречу силуэту.
– Папа, пожалуйста, не уходи! Не оставляй меня. Пожалуйста.
Отец потянул руки навстречу к сыну, но в этот момент его силуэт растаял в утреннем сумраке комнаты.
– Папа, папа! – закричал Аслан, глотая слезы. – Не уходи. Пожалуйста! Вернись!
Однако Аслан чувствовал, что этот раз – последний. Отец больше не вернется никогда. И от этого хотелось выть, крушить, рвать, ломать, УБИВАТЬ. Из глаз брызнули слезы. Остановить их было невозможно. Аслан зарыдал, как младенец, и заколотил кулаками по кровати.
– Нет, нет, нет!
Аслан почувствовал, что его душа опустела вместе с растаявшим силуэтом отца. И в этой пустоте нет места ни для чего, кроме ненависти и боли.