25. Тебе я доверяю
Глория пришла в себя. Ей разрешили вернуться домой. Пока она была в больнице, господин Аль жил у нас. Если скажу, что все было хорошо, то совру. Хорошо не было ни секунды. Он взбирался на занавески, опрокидывал цветочные горшки, мочился на ковры и порвал три маминых джемпера. Он злобно шипел, когда мы хотели войти на кухню. Он шипел на маму, когда она хотела согнать его со стула.
— Ему у нас не нравится, — говорила мама.
— Он скучает по Глории, — отвечала я.
И, наконец, Глория вернулась домой. На такси. Я держала господина Аля на поводке Мы стояли у подъезда и смотрели, как таксист обошел машину, открыл дверцу и помог Глории выбраться наружу.
Трудно поверить, что кот может быть сильным, как лев, но в эту минуту господин Аль проявил львиную силу. Он вырвался из ошейника, и поводок повис у меня в руках. Господин Аль бросился к Глории, подскочил к ее ногам и стал тереться о них, шипением отпугнув услужливого таксиста, который тут же спрятался в машине.
Опираясь на палку, Глория медленно подошла к подъезду. Господин Аль и бежал перед ней, и терся о ноги — все одновременно.
— Пропусти меня, кот-обормот, — пробормотала Глория.
Я заварила нам чаю. Глория почти ничего не говорила. Она изменилась, я почти сразу это почувствовала. Когда я спросила, болит ли у нее нога, она бросила на меня долгий взгляд, но ничего не ответила.
— Хочешь еще чаю?
Она покачала головой, а потом сказала, чтобы я шла домой. Глория собиралась лечь. Но я не хотела уходить. Чего-то не хватало. Не хватало чего-то очень, очень важного.
— Не надо было никуда ходить в тот день, — бормотала Глория, с трудом добравшись до спальни. Она села на кровать, которую я застелила красиво, как только смогла.
— Это ты настояла на том, чтобы мы пошли в цирк, так? Ты уговорила меня, хоть мне и было нехорошо…
Комната будто поплыла. Пол исчез под ногами — Глория обвиняла меня в том, что произошло!
— Почему ты так хотела, чтобы мы пошли в этот цирк — как там его — «Цирк Варьете»…
Она произнесла эти слова презрительным тоном, фыркнув. Я ничего не понимала.
— Это же ты…
— Вовсе нет! — перебила она меня. — Я прекрасно помню, что лежала в постели, больная, а ты не сдавалась. Ты же упрямая. Чего ты вообще от меня хочешь?
Я сглотнула комок, глядя на нее.
— Если ты хотела что-нибудь украсть — я не могу тебе помешать, пожалуйста!
Она взмахнула рукой, словно ее квартира была полна драгоценностей.
Я так расстроилась, что не могла даже заплакать. Все это не укладывалось в голове.
— Ты думаешь, что я позвала тебя в цирк, чтобы Адидас украл твою сумку? Ты так думаешь, да?
— Не кричи не меня! Я старый больной человек.
— Ничего подобного, — сказала я. — Ты так себя чувствуешь только потому, что думаешь — все люди ужасные! И что я тоже ужасная!
— А что, не так? Ты не ужасная? Не как все?
— Нет, — сказала я. — Я не ужасная, и другие тоже.
— И твой брат не заодно с теми бандитами, которые меня избили?
— Зак никого не бьет!
— Он из той компании, так?
— Но я-то не Зак! Я — Янис, пойми ты это! И я никогда не была заодно с этими идиотами!
— Режут чужие веревки, отнимают сумки… — бормотала Глория, вставая с кровати. Она подошла к окну — спина вдруг выпрямилась, ненужная палка осталась у стены. На подоконнике лежали три лимонных карамельки. Она положила одну в рот, а потом еще одну. И не предложила мне третью.
— Нельзя играть с чувствами людей, — сказала Глория, повернувшись ко мне.
— Нельзя просто так обвинять людей, — возразила я.
— Люди чувствительные, не забывай об этом, Янис!
— Вот именно. Не забывай об этом, Глория! Ты обвиняешь меня… непонятно в чем…
Я опустилась на ее кровать и не смогла закончить это ужасное предложение. Глория погладила меня по щеке. По ее лицу катились слезы.
— В больнице я все время размышляла. Ты сразу мне понравилась… хотя нет. Ты понравилась мне, когда высморкалась, и когда мы прокатились по тоннелю любви, вот когда. Помнишь? Тогда, в Грёна Лунд?
Я кивнула — конечно, я помнила, как она заплатила за меня, когда Зак и Адидас украли мои деньги.
— И я лежала в палате и думала, думала. Мне стало страшно — так страшно мне не было с самого детства. Пойми, что ты очень много значила для меня… И вдруг все то оказалось притворством? Вдруг ты всего-навсего наглая девчонка, которая решила меня одурачить? Победить меня? Уничтожить меня?