Смолинская Дарина Вадимовна
Я - Янни
Я - Янни
Кем бы мы ни были, чего бы не желали, все рассказываем одну и ту же историю.
Шепотом - в безлунные ночи, когда опустевший город дышит холодом в провалах окон.
Криком, что бьется о веки и расцветает в зрачках.
Молчанием, снежинками на коже.
Историю о жизни, переплавленной в смерть.
***
Это началось летом.
Забавно. Я говорил со многими, и у всех летом. Для нас - на излете августа, когда дни становятся длиннее, насыщеннее, а люди торопятся успеть все, чего не успели за предыдущие месяцы ослепительного зноя.
И всегда с прикосновения. Всегда.
Мой младший брат тогда был особенно воодушевлен: собирался в поход с одноклассниками. Куда-то к речке, кажется. Исследовать местных птиц или вроде того.
Наверняка птиц. Он по птицам с ума сходил.
Особенно по воробьям.
Тот, кого в конце будут звать Янни, с младенчества собирал живность, бесконечно таская домой глянцевых жуков в спичечных коробках, пыльных ящерок - тревожных пленниц обтянутых марлей банок; полевых мышей, усталых жаб и юрких сороконожек, при виде которых Алиша бледнела до синевы... много разного, но птиц чаще всего. Наша комната сладковато пахла пометом, а под ногами хрустели зернышки пшена. В пяти просторных клетках, не умолкая ни на секунду, копошились бурые воробьиные семейства.
- Зачем тебе столько, они же все одинаковые. Попугая бы купил, - говорю я, когда он показывает мне очередного коричневого найденыша. Довольный и взлохмаченный, бронзовый от загара, руки расцарапаны, а под ногтями грязь - мама вздыхает и качает головой, улыбаясь. Ерошит его соломенные пряди:
- Немедленно вымой руки! Эти птицы... еще подхватишь заразу! Когда же ты повзрослеешь? - одиннадцатилетний Янни только смеется: будто она этого хочет.
- У тебя уже есть один взрослый ребенок. Хватит! - фыркаю, уловив иронию. Откладываю планшет и неспешно тянусь отвесить наглецу подзатыльник, но Янни как ветром сдувает. Секунда - высовывает язык на другом конце кухни, потихоньку примериваясь стянуть спичечный коробок для новых тараканов. Закатываю глаза и принимаюсь отвлекать маму разговором, пока брат высыпает спички на стол и пятится в комнату, заговорщицки ухмыляясь и спрятав руки за спиной - очень детский жест.
Он и сейчас так делает, когда случаются хорошие дни. Когда он в состоянии хитрить.
- Как мы зашли так далеко? - у меня болит голова, а весь пол вымазан засыхающей кровью: у Янни кончились маркеры - я опять не уследил. Бумагу он в который раз проигнорировал. Тру переносицу, лоб, с нажимом массирую виски. Пальцы покраснели и шелушатся после соды и перекиси, стирального порошка и спирта. Кожа кажется незнакомой, жесткой и странно тонкой на ощупь. Я никогда не покупаю перчатки.
Янни не отвечает. Его левое запястье - рваная рана, цепочка синюшных следов от зубов поднимается до локтя. На подбородке и вокруг рта влажно блестят красно-коричневые разводы. Брат чертит узоры по паркету. Тщательно замазывает места, где стыки между половицами разрывают единую линию.
Рисунок должен быть цельным, иначе ничего не получится. Это он накрепко усвоил.
Щели чистить дольше всего.
Опускаюсь на пол рядом. Втягиваю острый, до металлического привкуса во рту, запах. По старой привычке быстро оглядываюсь - но тени в углах комнаты серы и спокойны. Пора бы привыкнуть, что в Университете тьма теряет силу.
В конце концов, мы здесь уже полтора года.
Пытаюсь поймать его взгляд. Серые от боли глаза прикованы к усложняющейся формуле. Машинально отмечаю, что такой раньше не видел. В другой день я бы попытался узнать, что она значит, но сейчас вздрагиваю, когда вдруг повторяю вопрос, похоже и совсем иначе:
- Зачем я зашел так далеко?
***
Алиша однажды спросила:
- Чего ты вечно за ним таскаешься? У моих друзей наоборот.
Я пожал плечами. Кому есть дело до друзей шестилетки? Сестренка сидит на моем диване и болтает босыми ногами, разложив юбку широким полукругом по потертой обивке. Разглаживает мельчайшие складки на цветастой ткани. По телевизору в гостиной идет реклама, а Алла ждет вечерние мультики и цепляется ко мне:
- Вон Марка старший брат никогда не берет с собой на футбол, а Марк очень хочет. И вообще с ним не играет, только если заставят, - теребит переплетенную лентами белокурую косу. - Марк говорит, Эд ломает его игрушки или обзывается. Взял красную машину, самую красивую, и не отдавал, пока не...
Она продолжает рассказывать, перескакивая с одного на третье, быстро теряя нить разговора. Изредка поднимая глаза от планшета, вижу, как Алла склоняет голову набок, прислушиваясь к бормотанию за стеной.
- Это потому, что с ним больше никто не хочет дружить? - ловит мой взгляд. Морщусь:
- Нет... И у него есть друзья.
- А вот и врешь. Он жуткий. Все так говорят. Почему? - а ты сама как думаешь? Я прикусываю щеку изнутри и отворачиваюсь:
- Он нормальный. Отстань от меня.
- Тебя просто мама с папой заставляют, да? - стискиваю зубы. Из гостиной звучит знакомая песня и сразу - удаляющийся топот. Диван снова в полном моем распоряжении. И никаких вопросов.
Не то, чтобы я не мог ответить. Чуть-чуть времени на раздумья, и я бы объяснил, что некоторым людям непросто сходиться с другими, и в этом нет ничего необычного, а тем более - жуткого... Почти правда. Но Алиша бы не поняла. Сестренка легко заводила друзей и очаровывала взрослых, сходу делясь своими бесхитростными радостями, открытиями или секретами. Чаще секретами:
- Мама разрешает мне оставлять сдачу. Я не трачу, а складываю в копилку. Уже очень-очень много набралось! Я коплю на куклу. Русалочку. Она самая красивая, - до Русалочки была Белоснежка, а неделей раньше - Золушка, или черт знает кто еще. Продавщица в хлебном улыбается и поднимает брови, будто слышит впервые. Подмигнув мне, сует в Аллин крохотный кошелек пару лишних монет. А в другой раз угостит конфетой или подарит красивую бусину.
Для каждого - по тайне:
- Не говори братику, я взяла его зеленую кофту для котенка. Ему нужна постелька! Он маленький и дрожит, и мяукает... мы сделали дом из коробки в огороде, - киваю, связанный ее доверием: забирай. Теперь мы заговорщики. Алиша встряхивает светлыми хвостиками, благодарно улыбается и убегает, чтобы громко рассказать Янни, как выменяла игрушечный сервиз на медвежонка: не говори маме, она рассердится.
Только с братом трюк не работает. Лишь отмахивается: его секреты намного сложнее.
Я возвращаюсь к чтению. Хватит котят, кукол и глупых вопросов:
- Почему ты вечно за ним таскаешься? ... - потому, что Янни приходит ко мне. С первого своего шага - не к родителям.
Даже до случая в зоопарке. Даже после.
Особенно после он выбирал меня.
- Пойдем, - появлялся на пороге комнаты и смотрел пытливым взглядом, выискивая малейшие признаки раздумий на моем лице. А если находил, тут же начинал тараторить, мешать и настаивать, пока я не соглашался:
- Пойдем в поле ловить тарантулов.
- Пойдем кататься на великах. Давай наперегонки к озеру!
- Пойдем посмотришь, что я нашел.
- Пойдем, мой самолет заработал, - в короткий период увлечения моделированием. Но чаще я шел уже после этого первого:
- Пойдем.
Он словно умел подгадать момент и появиться ровно, когда мне хотелось развеяться. Чувствовал?
Может, и чувствовал... Я столько прочитал, но без толку: до конца не понял. В новом, волшебном мире я безнадежно отстал, и однажды все изменилось. Однажды он сказал: