– Ну он-то ладно, а тебя чего туда понесло?
Я пожал плечами: без понятия.
Позже, когда брат ушел наверх, я съел холодный ужин и посидел с папой у плюющегося помехами телевизора. Сходил в остывший душ в дальнем углу сада, где долго курил, устроившись на влажных ступеньках, пока в яме перекликались лягушки. Пока не погасло окно нашей комнаты на втором этаже.
И полчаса после.
Свет от открытой двери выхватил вихрастую макушку и обтянутое зеленой простыней плечо. Я поспешил войти, но брат даже не шелохнулся, хотя обычно просыпался от малейшего шума. Не ворочался и когда я раздевался, раскладывал диван. Лежал совершенно недвижимо, пока я смотрел в потолок, скользя взглядом по давно изученной сетке трещин. В камне тоже были узоры. Знаки. Прямо в глубине, слой под слоем маленькая вселенная.
Где-то в ее недрах крылся ответ на мой вопрос:
– Почему? Почему ты думаешь, что твоих монстров нельзя прогнать? – Янни молчал. Прикидывался спящим и ждал, пока я усну.
***
Я проснулся словно от толчка. Сердце грохотало в груди. Укутался теснее, прислушался к звукам. Пели сверчки, ветки скребли по стене дома снаружи. За шелестом листьев шуршала по полу раздуваемая ветром штора – туда-сюда. Скрипнула, качнувшись, оконная рама. Сквозняк забрался под тонкое одеяло. Я подтянул колени к груди. Выдохнул: это не тени. Все хорошо.
Только я закрывал окно. Приподнявшись на локтях, разглядел, что постель брата пуста. Еще вечность ждал, когда Янни вернется из туалета, чтобы не вставать самому. Следил за вспухающей пузырем занавеской: ветер крепчал и уже не елозил – хлопал полупрозрачной тканью.
– Хххолодно, – и слишком долго…
– Твою мать! – он не в туалет пошел!
Спешно натянув толстовку и джинсы, я спустился со второго этажа – медленно, не наступить на третью и седьмую ступеньки, не трогать хрипящие перила, – я мог бы вылезти в окно, как брат, на яблоню и вниз, но у меня не получилось бы тихо, а папа спал чутко.
Снять засов с двери на веранду, проверить телефоны. И мой, и его по-прежнему моргали зелеными огоньками на подзарядке.
– Ублюдок.
Пойти спать, как обычно, или за ним? Впервые – ночью?
Я включил фонарик в мобильном. Отойдя от калитки, бросился бежать между темных домов вслед за прыгающим лучом, мимо заплетенных вьюнками заборов и через высокую траву заброшенных участков – короткой дорогой. Перешел на шаг, когда в боку закололо, а впереди показалась старая олива. Небо начало осторожно светлеть. На горизонте проявился синий цвет. Ночные звуки изменили тональность. Раздвинулись, готовясь вместить наступающий день. Я нырнул под ветви и замер у края оврага.
Внизу говорили.
Слов было не разобрать, но я узнал срывающийся голос брата – он частил, скакал от шепота до почти крика, убеждая в чем-то собеседников. Не меньше двух: у одного был глубокий баритон, у другого тембр звучал еще по-детски ломко. Я скатился в объятия острых ветвей. Люди мгновенно умолкли, и к полянке я продирался в напряженной тишине – лишь цепкие лозы шумели и рвали толстовку.
– Это мой брат! – воскликнул Янни. Луч фонарика выхватил из алого марева его грязные джинсы и футболку, испачканный глиной подбородок. Остановился на опухшей, рассаженной щеке. Он сморгнул свет и шагнул ко мне, встал рядом, осторожно взяв за руку. Шепнул, обдавая горячим дыханием:
– Не волнуйся. Все нормально.
Камень мягко сиял из гнезда в кустах. Рядом почетным караулом застыли двое в темных одеждах, похожих и непохожих на военную форму – слишком плотных и мягких на вид. На нагрудных карманах тускло отблескивали нашивки: переплетения металлических нитей в форме щитов.
Один был старше и крупнее. Черноволосый, бородатый, с широкими насупленными бровями и глубокими морщинами возле большого рта. Хищный. Держал руки за спиной. В кобуре под мышкой я различил пистолет.
Второй тоже оказался вооружен, хотя выглядел не старше Янни. Высокий и нескладный, и очень вертлявый: чесал царапины и комариные укусы, проверял кобуру и сумку на бедре… Я решил: бородатый главнее.
Он склонил голову. Помедлив, направился к источнику кровавого света.
– Какого черта здесь происходит? – вполголоса спросил я.
– Они… – начал брат, но мужчина одним шагом оказался передо мной, протягивая камень. Алые отблески растеклись по толстой черной коже перчатки.
– Дотронься, – интонации не допускали возражения. Под его тяжелым взглядом я коснулся ледяной поверхности.
Они ждали вспышки.
Я разглядывал нутро артефакта и украдкой тер покрытые изморозью пальцы.
Через минуту повторил вопрос, уже громче.
– Пустой, – недоверчиво сказал долговязый.
– Сам вижу, – ответил бородатый. Пожевал нижнюю губу. Перестал прятать за спиной правую руку – в ней ничего не было. – Ладно, в администрации разберутся. Пойдемте. Оба. Вперед по дорожке и без фокусов.
Янни сжал мою ладонь, заставляя проглотить возражения. Потянул за собой.
Сквозь кусты, наверх. В просыпающиеся серые травы, прочь от дорог. По комковатой земле в жестких колосьях, которые сменились сначала высокой пахучей кукурузой, затем подсолнухами и снова пшеницей, по прямой до понятного только незнакомцам ориентира. Сухое дерево или островок шиповника в гладком море посевов. Опора линии электропередачи – ровно такая же, как десятки других, затерявшихся в полях. Яма, засыпанная скошенными сорняками. Там бородатый достал часы – старинные, на цепочке, посмотрел на светлеющий горизонт и бледные брызги
созвездий. Подкрутил винтики, чего-то подождал. Скупым движением указал направление. Идем дальше.
Янни шептал в такт шагам:
– Они пришли, когда я хотел его забрать. Тот запустил камнями, но не кинул, а просто они поднялись и полетели! Представляешь?! Сами, клянусь! Но я потом встал и врезал тощему… ну, он мне тоже, правда… Он сильнее, чем кажется, – Янни тронул щеку и оглянулся на идущего сзади парня. Я тоже посмотрел. Его лицо нечего не выражало.
– Они заставили меня все рассказать, даже про тебя, – извини, – и дали снова коснуться той штуки.
Та штука вязко пульсировала в рюкзаке бородатого – красным, пробиваясь через толстую ткань и обрисовывая строчки швов. Новых вспышек не последовало. От мужчины тревожно пахло озоном.
– Они говорили об огне и магии, то есть буквально сказали: он маг огня. То есть, это про меня! Я – маг огня, – брат произнес самое главное, давно висящее в воздухе. Разделяющее жизнь на до и после. Розовый под лучами встающего солнца, он горел ярче зарождающегося дня, когда я зябко ежился в зыбком утреннем свете. – Они поняли про мои тени. Сказали, что их можно прогнать. Что я ошибся, – можно! Можно! Они научат меня! Представляешь? … Я смогу…
Я молчал, ощущая кожей скользящие взгляды конвоиров, что легко и слаженно двигались по обеим сторонам. Мы шли прочь от дач и поселков в компании вооруженных людей, а он болтал о магии! Какого черта?! Я думал: нужно подгадать момент, напасть на бородатого. Брат займется другим. Но оружие… успеем ли мы? И что он прятал за спиной там, в овраге? Что может быть убедительней пистолета?
Янни восторженно бубнил. Время уходило вместе с нами.
У очередного одинокого куста мы не повернули. Долговязый вдруг начертил пальцем в воздухе, как на запотевшем стекле, – линии. Сложил в узор, и тот остался висеть. Зыбкий, но очень реальный. Янни с присвистом выдохнул. Я тоже.
Мужчина растянул картинку и, размахнувшись, кинул в куст, ломая ветки и мир вокруг: небо смялось в стену с ржавой дверью, от нее кругами по воде разошлись паутина трещин и проплешины битого камня. Я уставился на побег плюща, спускающийся по штукатурке вниз прямо из ниоткуда. Бородатый толкнул в спину.
– Идите. Малец первый.
Тогда я его и ударил. И оказался на земле, задыхаясь от резкой боли в легких, будто весь кислород выкачали и засыпали битое стекло. Было больно, больно, невыносимо унизительно: ублюдок меня даже не коснулся.