– Да. И неплохо на этом зарабатываем. Университет – древний могущественный орден и единственное место на Земле, где ведутся исследования природы волшебства. Магия таит в себе массу возможностей. Да ты и сам можешь представить.
Я не мог.
– Что особенного в магах огня? – голоса за дверью стихли. Но, кажется, там по-прежнему толпились люди.
Адамон не отвечал, и я повернулся к нему. Мужчина сложил пальцы шпилем, вдруг отставив предметы на столе в покое. Прищурился:
– Ты все поймешь чуть позже. Университет довольно просто устроен. Твой брат… как его зовут? Нет, не говори. Неважно, – Адамон надел очки обратно, пролистнул бумаги и зачиркал ручкой. – У него будет новое имя. Он останется. То есть, вы уйдете домой и вернетесь к тому, чем вы там обычно занимаетесь, но он будет возвращаться сюда снова и снова, – поднял ладонь, пресекая попытку возразить. Карие глаза смотрели уверенно и чуть насмешливо:
– Снова и снова. Уж поверь мне, я немало повидал. Получит оберег, и твари… или как вы их между собой называете? …
– Тени…
– … исчезнут. Мальчишка сразу воспрянет. Поможет пару раз ученым с ритуалами, а в остальное время будет гоняться за монстрами в компании себе подобных. Это решено, ты сам знаешь.
Я проглотил комок в горле. Ради избавления от теней Янни что угодно сделает. Даже доверится вооруженным незнакомцам.
– Если все решено, зачем мы разговариваем? – он улыбнулся в усы.
– Затем, что сегодня я добрый. В другой день я бы стер тебе память, взял бы с мальчишки клятву крови и молчания, и дело с концом. Он бы сразу согласился, – Адамон дернул бровями. Я отвел глаза.
Магия. Для меня – слово с дынным привкусом. Для брата – чудо, спасение от тьмы. Конечно, он бы согласился.
Но если нет? Что случилось бы тогда?
– Тебе очень повезло. Сегодня я сентиментален, – повторил он. Хотя в любой момент могу передумать, – осталось несказанным, но отчетливым. – Сегодня, ты тоже можешь стать частью Университета, если захочешь. Поверь мне, даже для пустых, как ты и я, здесь найдутся интересные занятия.
Что-то в его тоне и жестах ускользало от меня. Что-то важное пряталось за стеклами бликующих очков.
А если без меня Янни откажется?
Но он не откажется.
Но если? Они сотрут память нам обоим? Или только мне – о нем. И никто не узнает, куда он пропал, не узнает про алый Камень и овраг, про другой мир рядом с нашим.
… или один я откажусь. Что я потеряю?
За дверью раздался взрыв хохота. Брат. Я потеряю брата. Как если бы он просто ушел одной из ночей и вернулся – другим человеком. Которому нечего мне рассказать. До дрожи легко представить. Адамон А. Влодек не моргая смотрел на меня: ты не можешь вечно за ним таскаться, – вроде, она говорила иначе?
К черту. Я произнес то, что он хотел услышать:
– Спасибо. Я в долгу перед вами.
Усмехнувшись, мужчина поставил размашистую подпись внизу страницы.
– Мы будем часто встречаться, коллега. В администрации пригодятся лишние руки. Рассчитаешься, – захлопнул папку и поднялся. Протянул руку через стол. – Официально вы поступили в кадетское училище, почитаешь потом в контракте. Условия расторжения договора на обучения там тоже прописаны, помимо них исключение грозит изъятием воспоминаний о магии и всем, что с ней связано. Добро пожаловать в Университет.
Влажное и вялое рукопожатие скрепило контракт. Что, если – повисло в воздухе. Я принял решение за нас обоих, а после никогда не спрашивал, как поступил бы Янни.
Я должен был спросить. Все еще должен. Сердце бухает в груди, ладони потеют – тщательно вытираю о футболку, моя очередь комкать ткань. Янни смотрит в пустоту, кисти безвольно лежат на законченном узоре. Облизываю пересохшие губы.
Спрашиваю:
– Ты здесь?
Не то.
– Ты меня слышишь?
Нет.
– Ты сможешь меня простить?
Эта боль в груди никогда не уходит. Свернулась тугим гадючьим узлом и время от времени поднимает голову.
Она цвета золота и пахнет дыней.
Она переживет моего брата.
Который едва не подпрыгнул, когда я вышел с документами. Он был один. Я отдал папки – наш пропуск в новую жизнь. Янни изучал бумаги, когда мобильный в моем кармане взорвался трелью. Нас хватились. Я сунул трубку брату и отвернулся к открытому окну:
– Мама. Ты заварил кашу, тебе и расхлебывать.
Летнее солнце заливало белый коридор. Пели птицы. Ветер шелестел листвой и приносил обрывки мелодии: на улице бренчала гитара. Краем уха я слушал щебетание Янни – он нес полную чушь,
склонившись над открытой папкой и водя пальцем по заветным строчкам. Вряд ли вообще понимал, что говорил взволнованный мамин голос.
Вздохнув, я отобрал телефон. Теперь у него была магия.
Спасительная. Невероятная. Святая.
Брат прислонился лбом к стеклу. Русые волосы будто горели. В стерильном свете дня его ставшая прозрачной тень съежилась у самых разбитых кроссовок. Янни мягко, чуть устало улыбался, отдыхая от бегства – долгой дороги, которая началась не с полей и не с оврага, не с зоопарка и даже не с того первого шага мне навстречу.
***
Он больше не приходил на крышу, почти не бывал дома, а никто, даже мама, не обращал внимания. Янни показал бумажку с символами – чертовы узоры, – благодаря которой решались любые проблемы.
– Их всем дают, это заклинание делает… – но я поморщился, и брат умолк на полуслове.
Они не работали для меня, всемогущие закорючки. Пару раз, когда никто не видел, я касался их и пробовал представить или вспомнить… ощутить. Тогда Янни уже объяснил: магия – воплощение желания. Чистая эмоция, заключенная в формулу. Нужно лишь знать, что за чувство оживляет узор, испытать его, тронув рисунок в месте, где сходятся все линии.
Замкнуть цепь. Звучит преступно легко.
– Большинству проще подобрать правильное воспоминание и сосредоточиться на нем. Пережить заново, – брат чертил угловатую вязь прутиком в пыли. – Но еще можно фантазировать, раскачивая сознание. Или подбирать чары под эмоцию, которую испытываешь прямо сейчас. Только она должна быть яркой, – спокойное лицо закаменело, а затем исказилось злостью. Из-под тонких пальцев по земле рванулся огонь. – Базовые чувства завязаны на стихии: злость – пламя, грусть – вода, счастье – земля, а тревога – ветер. Какая сила доминирует, такие чары маг чаще всего и использует. Волшебники древности хитрили и делали формулы под сложные переживания, очень личные воспоминания. Чтобы никто больше не разобрался и не смог воспользоваться. Техники Университета расшифровывают такие заклятья, а потом упрощают или переделывают под всех. Хотя я, например, вряд ли запущу знаки с землей и ветром в основе. Только очень постаравшись.
Я тоже старался, но моих чувств оказалось недостаточно. Однажды я даже украл исписанный колдовством лист у Янни из блокнота и, порезав руку, повторил простенький знак кровью: слышал, жертва усиливает действие заклинания.
Будто умножил на ноль.
Потом сжег листки в ванной. Открыл настежь окна, чтобы прогнать прогорклый запах дыма, но он все равно еще долго прятался в воздухе. Опустевшая без Янниных теней квартира дышала вопросом:
– А что, если? …
Что, если бы я не помнил оврага?
Что, если помня, лишался куда большего?
День за днем.
***
Янни, вопреки прогнозам Адамона, пошел в техники. Не рванул к охотникам или искателям. Брат выбрал волшебство в чистом виде: маги четвертого блока Университета изучают древние чары, разгадывают, упрощают или создают новые на их основе. Редко покидают стены лабораторий, где в тесных комнатках без мебели корпят над сложными формулами. Янни тогда еще не допускали в рабочие коридоры, но я бывал там по делам администрации. От уходящих вдаль бесконечных подвалов меня и сейчас в дрожь бросает: мутный свет из ниоткуда, стены и потолки скованы черным камнем, только в кабинетах пол забран светлым металлом – на нем и рисуют новые, еще не испытанные знаки. Каждый маг оказывается за узкой, чуть шире полуметра, тяжелой дверью один на один с создаваемым заклинанием, в полной изоляции от остального мира – шутят, что каждая из таких кладовок способна удержать локальный апокалипсис.