Только теперь Питер Вудс заметил, что в комнате есть кто-то другой, и, обнаружив, что его признание слышала привлекательная девушка, невольно поморщился. Тем временем Кей рассматривала его — безусловно, он был самым симпатичным мужчиной из всех, что попадались ей после окончания медицинского колледжа, однако более пристально она изучала движения его рук, игру лицевых мышц, изгиб губ в поисках того напряжения, в котором медики видят опасный симптом душевной болезни.
— Я побеседую с мистером Вудсом наедине, — повторил доктор Винчинтелли.
— Очень хорошо.
Когда она покинула комнату, Винчинтелли, придав лицу сочувственное выражение, вновь опустился в кресло профессора и сложил руки.
— Итак, мистер Вудс, я готов вас выслушать.
Молодой человек глубоко вздохнул, затем тоже откинулся на спинку кресла и сосредоточился.
— Вам, должно быть, известно, что я самый младший владелец фирмы, — начал он. — Возможно, поэтому я меньше подвержен волнениям, чем мои братья, но скажу честно, что рыночный кризис не слишком меня огорчил. В двадцать девятом году мы были так богаты… я считал, что никому не следует быть настолько богатым. Дела продолжали катиться под гору, и я здорово расстроился — но все же не так, как мои братья, и когда у них наступил срыв, у всех по очереди, я не мог этого понять. Мне казалось, что ситуация этого не оправдывает.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал Винчинтелли. — Я понимаю.
— Лично меня тревожили не трудные времена, а судьба моих братьев. Целый год после того, как сломался Уолтер, я не мог прогнать из головы мысль, что в моем роду имеется предрасположенность к психическим болезням, которая не обойдет стороной и меня. Так было до прошлой недели.
Он снова перевел дух.
— В прошлую пятницу я вернулся с работы домой, в пентхаус на Восемьдесят пятой улице, где живу один. Я очень устал: работал всю предыдущую ночь и много курил. Едва я открыл дверь в эту мертвую тишину, как вдруг почувствовал, что мой час пробил: я схожу с ума.
— Расскажите об этом подробнее. — Винчинтелли подался вперед. — Во всех деталях — что именно произошло?
— Ну… я увидел… увидел…
— Да? — жадно поторопил его Винчинтелли.
— Я увидел перед глазами пятна и круги — они вращались и вращались, как солнца и луны всех цветов.
Доктор Винчинтелли вновь осел в кресле.
— Это все?
— А разве этого мало? — спросил Питер Вудс. — Раньше я никогда не видел ничего подобного.
— И никаких голосов? — требовательно поинтересовался Винчинтелли. — Никакого звона в ушах?
— Э-э… да, — признался Питер. — Слабый звон, как с похмелья.
— А головная боль? Или чувство, что вы не тот, кем себя считаете? Не было ли желания покончить с собой? Каких-нибудь жутких страхов?
— Ну… не могу сказать, что было что-нибудь такое… разве что последнее — жуткий страх, что у меня начинается безумие.
— Понятно, — сказал доктор Винчинтелли, плотно соединив пальцы. После минутной паузы он снова заговорил твердым, решительным голосом: — Мистер Вудс, то, что вы добровольно явились сюда и отдали себя в наши руки, было самым мудрым поступком, который вы совершили в своей жизни. Скажу вам откровенно: вы серьезно больны.
— Боже мой! — простонал Питер Вудс. — Неужели я стану таким же, как мои братья?
— Нет, — с ударением сказал доктор Винчинтелли, — поскольку в вашем случае мы поймаем болезнь вовремя.
Питер Вудс спрятал лицо в ладони.
По принятому в клинике обычаю пациенты, пользующиеся относительной свободой, ужинали вместе с персоналом в красиво обставленной комнате. Заняв свое место за длинным столом, Кей Шейфер обнаружила, что сидит прямо напротив мистера Питера Вудса.
Атмосфера за ужином была официальная и довольно меланхолическая. Врачи кое-как пытались поддерживать светскую беседу, но почти все пациенты, словно утомленные дневными занятиями или угнетенные своим окружением, говорили мало и либо сосредотачивались на еде, либо просто пялились в тарелку. Кей и ее коллегам полагалось по возможности развеивать это уныние.
Усевшись, она улыбнулась и сказала что-то любезное Питеру Вудсу, который взглянул на нее несколько удивленно. Спустя минуту он отпустил какое-то незначительное замечание о погоде, адресовав его своему соседу слева мистеру Хьюзу, но, не получив ответа, опустил глаза и больше не делал попыток завязать разговор. Еще через минуту мистер Хьюз внезапно заговорил сам.
— Кто последний доест суп, — сказал он, — тот поросенок.
Никто не засмеялся — никто как будто бы и не слышал его. Худая, мертвенно-бледная женщина справа от Вудса обратилась к нему: