— Но этот человек здоров! — вскричала Кей. — Он так же нормален, как я!
— Ошибаетесь. Я вижу признаки, которых не видите вы. Он сойдет с ума, как и остальные, — через неделю, через три дня, может быть, раньше, чем ваш отец вернется…
— Вы дьявол! — воскликнула она. — Безумец! Вы бредите…
Вдруг их прервали — зазвенели звонки, захлопали двери, в коридоре замелькали взволнованные санитары.
— В чем дело?
— Три брата Вудс — они исчезли!
— Не может быть! — вскричал Винчинтелли.
— Выпилили окна напильниками из столярной мастерской!
На лбу Винчинтелли вспухли вены, толстые, как черви.
— Бегите за ними! — разъяренно завопил он. — Они должны быть где-то на территории. Включите тревогу в главном здании…
Он совсем забыл про Кей — все еще выкрикивая приказы, он бросился бежать по коридору и дальше, в ночь.
Когда коридор опустел, Кей открыла дверь ванной и быстро расстегнула ремни на Питере Вудсе.
— Вылезайте и одевайтесь, — скомандовала она. — Мы уезжаем… я вывезу вас на своей машине.
— Но мою одежду где-то спрятали.
— Я раздобуду вам одеяло, — сказала она, затем помедлила. — Нет, это не годится: сегодня полицейские будут проверять дороги и подумают, что мы оба психи.
Несколько мгновений они растерянно молчали. Снаружи доносились крики — это беглецов искали по кустам.
— Есть! — воскликнула она. — Ждите, я сейчас!
И опрометью кинулась прямиком к мистеру Керкджону, чья комната была неподалеку. Распахнув дверь, она увидела его — надушенный и безупречно одетый, он причесывался перед зеркалом.
— Мистер Керкджон! — задыхаясь, выпалила Кей. — Раздевайтесь!
— Что? — Когда он понял, по его лицу стала медленно расплываться радостная улыбка.
— Снимайте с себя все и кидайте мне.
— С удовольствием, дорогая, — отозвался он.
Пиджак, жилет, галстук, брюки, туфли, носки — она поймала все это и собрала в одну груду.
— Милая леди, — его рука легла на верхнюю пуговицу комбинезона, который он носил в качестве исподнего, — это счастливейший день моей жизни!
Тихо вскрикнув, Кей захлопнула за собой дверь.
Полчаса спустя, выжав акселератор до предела, они еще неслись по дорогам Нью-Гемпшира сквозь летнюю ночь. Светила луна, и вокруг них раскинулся огромный свободный мир. Питер Вудс глубоко вздохнул.
— Так когда же вы все-таки поняли, что я в здравом уме? — поинтересовался он.
— Не знаю. — Она с притворной скромностью поглядела на звезды. — Наверное, тогда, когда вы предложили мне выйти за вас замуж. Ни одна девушка не поверит, что мужчина, который сделал ей предложение, абсолютно сумасшедший.
— Но вы готовы проявить большую разумность, чем я?
— Нет… милый. — Она поспешно выговорила это слово, которого раньше никогда не произносила. — Я в тисках самого опасного безумия на свете.
— Если уж речь зашла о тисках, — сказал он, — когда доедем до тех деревьев, почему бы нам не остановить машину?
Троих старших братьев Вудс так и не нашли. Однако несколько месяцев назад моих ушей достигли неподтвержденные слухи о том, что голос, раздающийся из динамиков на одной из железнодорожных станций Нью-Йорка, заставляет биржевиков с Уоллстрит вздрагивать и бормотать: «Постойте-ка, где же я его слышал?» Второй брат, Уоллес, по всей видимости, бежал в Южную Америку, где его все хорошо понимают. Что же до самой этой истории, мне поведал ее старший парикмахер магазина «Эликсир»{30} в Скрантоне, Калифорния. Проверьте сами, если хотите, — я имею в виду мужчину высокого роста с несколько овечьим лицом, который держится так, словно знавал лучшие времена.
В центре рассказа «Ну, и что вы сделаете?» молодой врач Билл Харди, «непочтительный», мягко говоря, и с ипохондриками, и с действительно больными. Этой тривиальной романтической истории придает странный, фантастический и чисто киношный характер сочетание медицины, бесшабашности и гангстерской виньетки в финале.
Фицджеральд послал рассказ Гарольду Оберу в августе 1933 года. «Сатердей ивнинг пост», первый публикатор рассказов Фицджеральда на протяжении многих лет, счел его «неудовлетворительным», а «Космополитен» — «легковесным». Редакторам обоих журналов характер мальчика, автора заглавной фразы и любимого персонажа самого Обера, показался неубедительным.
Летом 1936 года Обер предложил переделать рассказ и снова отправить издателям, но Фицджеральд ответил, что «почти не помнит сюжета», и вместо этого послал ему только что законченный «Спасибо за огонек». Сохранившийся машинописный экземпляр «Ну, и что вы сделаете?» принадлежит Попечителям наследственного имущества Фицджеральда.