Очаровательная стала подниматься по лестнице, указывая дорогу, как маяк, который позже, на веранде, возможно, прогонит сумрак из души молодого доктора… — или что-нибудь в этом роде.
Надежда разрешить загадку как будто начала оправдываться, но когда они ступили в предположительно освещенную комнату, их встретила полная темнота. Мисс Мэйсон щелкнула выключателем, и Билл увидел мальчика тринадцати лет в пижамной куртке поверх нательного комбинезона, на постели демонстративно не первой свежести и на книге, смущенно шмыгнувшей под подушку.
Видимо, это и есть иглу, подумал он. В его сознании искомый предмет обрел арктическую форму. Под враждебным взглядом мальчика он запустил руку под подушку и извлек бледно-голубой томик, по дороге прочтя заглавие: БЫВШИЙ БЕЛЫЙ РАБОВЛАДЕЛЕЦ и с трогательной скромностью обозначенное имя автора: ТОТ, КТО ТАКИМ И ОСТАЛСЯ{35}.
Билл отложил книгу спокойно, как если бы она заинтересовала его не больше, чем, например, «Мои сорок лет в фонтанах Тиволи{36}», и сказал:
— Ну-с, молодой человек, как наши дела?
Но молодой человек давно презрел подобное словоблудие. Он с неприязнью посмотрел на Билла, потом на сестру, потом опять на Билла и молча послал их, как прежде выражались, к шутам.
Доктор, однако, был не либерального десятка, он крепко взял мальчика за плечо, уложил на постель и сообщил:
— Если хочешь играть в эти игры, убедишься, что я сильнее.
Мальчик без сопротивления лег, посмотрел на него снизу тухлым взглядом и ответил:
— Ну, и что вы сделаете?
Это был вопрос. В некоторых вопросах Билл хорошо разбирался, но сейчас что-то подсказывало ему, что этот вопрос не из тех. Он взглянул на девушку, но в блестящих глазах прочел только то, что читается в них из века в век: «В мире командуют мужчины, пусть мне скажут, куда меня ведут, а я уж или соглашусь, или нет». Билл сел около кровати и вступил в беседу, подпорченную паузами, запинками и долгими остановками, которые непременно были бы зафиксированы добросовестной стенографисткой в суде.
— Что ты любишь?
— Я?
Мальчик молча оглядел доктора.
— Что ты любишь? — повторил доктор.
— Книги люблю, — без убежденности ответил мальчик.
— И я люблю книги.
— Если не возражаете, — сказала девушка, видя, что разговор принимает спокойный отеческий характер, — я должна там кое-чем заняться.
Билл почувствовал, что дверь за ней закрылась весьма поспешно. Он пожалел, что не уехал сразу, как только выяснилось, что миссис Брикстер нет дома: он не был психиатром и не был моралистом — он считал себя ученым. Он полагал, что разобраться с больной женщиной в неотложном случае мог бы вполне уверенно; но при взгляде на этого пациента его голову как петушиный гребень оседлало какое-то забытое отвращение к тринадцатилетним мальчикам, и он озлобленно подумал: да я им и не детектив.
Но удержал свой гнев в себе и сиропным голосом поинтересовался у мальчика:
— Во что ты любишь играть?
— Да ладно.
— Нет, все-таки?
— В гангстеров, во что еще?
— О, это интересно.
Ну, Бриллиантовый Дик{37}, подумал Билл, но что-то побудило его спросить:
— А любишь, чтобы кто побеждал — гангстеры или полицейские?
Мальчик посмотрел на него с презрением:
— Гангстеры, конечно. Дурацкий вопрос.
— Ну-ка, перестань грубить.
— И что вы сделаете?
— Я тебе…
Биллу вспомнилась другая детская мечта: тут он сейчас в роли пирата.
— Какие ты читаешь книжки? — спросил он с внимательным видом, словно выслушивал мальчика стетоскопом.
— Да не знаю.
— А фильмы смотришь? — Мальчик заметно посветлел лицом, словно ему открылся выход из тупика. — Гангстерские фильмы?
— Мне не очень-то позволяют. — Но в голосе слышалось самодовольство, и прозвучало это неубедительно. — Нам и другим богатым мальчикам ни на что не разрешают ходить, кроме комедий, и похищений, и всякого такого. А мне вот комедии нравятся.
— Кто? Чаплин?
— Кто?
— Чарли Чаплин{38}.
Отзвука это явно не породило.
— Нет, ну… знаете — комедии.
— Кто тебе нравится? — спросил Билл.
— А… — Мальчик подумал. — Ну, нравится Грета Гарбо{39} и Дитрих{40}, еще Констанс Беннет{41}.
— Их фильмы — комедии?
— Они самые смешные.
— Кто смешные?
— Их комедии смешные.
— Почему?