Лимер обхватил ладонью мой затылок и, прижавшись к моему лбу своим, внятно и удовлетворённо произнёс фразу, выбившую почву у меня из-под ног.
— Ты моя жена.
— Ты… — я заледенела и словно издали слышала свой придушенный голос, — Может и имя моё помнишь?
Перед тем как снова закинуть моё одеревеневшее тело в кровать и нависнуть сверху, он выдохнул в мой рот:
— Твоё имя записано на моей коже…
20
Я ничего не ощущала. Мужчина целовал мои плечи, гладил похолодевшую кожу груди, раздвигая коленом мои ноги и устраиваясь между бёдер, а я, чёрт возьми, ничего не чуствовала! Он что-то шепатал в мои сомкнутые губы, пытаясь проникнуть языком в рот и натыкаясь на сжатые зубы. Мне показалось, что он вцепиться в мои челюсти руками, чтобы их разжать. Было холодно, пусто…безумно. Закрыв глаза, я завыла. Горько и протяжно, словно вытягивая из себя что-то важное, забытое, но очень нужное.
Мечась на кровати, я не сразу заметила, что осталась одна. Самое неприятное открытие заключалось в том, что мои запястия были привязаны к спинке кровати. Тело выгибало странной судорогой и кости ощущались скрученными в тугие узлы, которые продолжали затягиваться. Мышцы сокращались бешенными рывками, становясь короче. Теперь я уже орала от боли. Кожа на запястиях отесалась. Вывернув голову набок, я выплюнула содержимое желудка вместе с желчью. Спазмы в животе продолжались, но вытолкнуть больше было нечего. Я зашлась в сумашедшем гомерическом хохоте, прерываемом воем и хриплыми стонами. Серце ломилось в рёбра. Кожа покрылась липкой влагой. Я молила о тьме и беспамятстве. Глазные яблоки, казалось, раскалились докрасна. Тело плавилось, словно в огне, медленном и постоянном. Губы, высушенные и растянутые в крике, с шелестом трескались. В носу лопнул пульсирующий сосуд и вязкая медь потекла в моё горло. Я закашлялась глотая, а осчастливленный желудок выталкивал поступающее в жутких спазмах. Часть крови попала в горло и я закашлялась, пытаясь приподняться. Конечно верёвки, порезавшие руки, не позволили. Теряя рассудок, я тянула руку из плена и смоченная в крови ладонь, в глухим щелчком выбитого большого пальца, выскользнула. Я встала на колени и выкашляла из лёгких вспененную кровь. Превозмогая дрожь в теряющем контроль теле, я развязала верёвку на второй руке, шипя от боли когда задевала отекающий палец. Его я вправила почти без ощущений. Автоматически, как-будто знала как нужно делать такие вещи. В голове шумело и что-то билось. Я встала и на шатких ногах добралась до чаши с водой. Меня даже удивило, что вода на коже не шипела. Пила я жадно, захлёбываясь, а потом упала на колени и, обхватив рукам, и долго сжимала себя, сокращающуюся в судорогах. Меня снова вырвало. И наконец сознание меня благополучно покинуло. Наверно я улыбалась от счастья.
Кто-то смывал с моей кожи пот, кровь и рвоту. Мягкая влажная ткань скользила по моему оцепеневшему телу. Я не шевелилась и не открывала глаза. Всё во мне гудело. Перерастянутые связки, надорванные мышцы, словно потрескавшиеся кости. Никогда я не ощущала своё тело так полно. Сколько же у меня всего! Вот ведь действительно, пока не болит, не озсознаешь, что это у тебя есть. Зато теперь я поняла, что раньше мне никогда не было по- настоящему больно и ещё очень остро осознала, что жива. Эта мысль вызвала странное тепло внутри.
— Почему она не приходит в себя?
Голос своего…мужа я узнала. Не знаю откуда взялись такие асоциации, только он показался мне сухим и ломким, присыпанным пеплом.
— Не знаю я! Раньше надо было думать, когда… — человек захлебнулся бранью и невнятным бормотаньем.
Я решила это тот доктор, который лечил мне запястие. Когда-то. Сколько прошло времени? Я едва не выдала себя, задержав дыхание, когда над моей головой раздалось злобное шипение.
— Как ты додумался отравить её морой? Ты мог убить её!
— Если уже не убил, — мрачно добавил доктор.
— Я не мог больше видеть её отвращение. Как она ненавидит меня. Не хочет…
— Зато сейчас всё здорово.
— Я жалею, не о том, что сделал, а о том, как это сделал. Но ей было хорошо со мной, — почти жалобно простонал Лимер.
Незнакомец натужно засмеялся, так будто это было для него непривычно.
— Да с морой она и подо мной бы визжала от восторга…
Я вздрогнула от оглушительного грохота и забыв про конспирацию вскочила на подогнувшиеся ноги, прихватив прикрывающую меня простынь. Возле кровати дрались двое, придавив третьего. Лекарь притиснулся к стене и прикрыл голову руками, а Лимер катался по полу, сцепившись с огромным мужиком. Мне отчетливо вспомнилось, что это тот самый детина, который пинал меня в тоннеле, когда меня поймали. Оглянувшись на дверь, я с отчаянием поняла, что сбежать не смогу, по причине вполне себе банальной: сил не было. Даже стоять было тяжело. Лимер, меж тем, сдавал позиции и оказался внизу, придавленным громилой. Я рассудила, что знакомый бес лучше чужого и, схватив с камина, у которого стояла, уже зарекомендовавший себя как орудие чайник, с размаху обрушила его на затылок здоровяка. Он тяжело завалился на Лима и, тот натужно прокряхтев, сдвинул его с себя. Он не сразу меня увидел. Сел на полу, потирая плечо и поднял голову.