— Тваааарь!!!
Я вывернулась и свалилась с другой стороны кровати обессиленным набором мышц и костей. Отчаянным рывком прижалась спиной к стене, обхватила прижатые к груди колени руками и качнувшись врезалась затылком в стену.
— Твааарь, — провыла я впадая в истерику, — Ну, почему ты меня просто не убьёшь, сволочь?
Он был сильнее. А когда было по-другому? Небрежным движением он закинул меня на кровать и укутал одеялом, подталкивая под ноги. Я ненавидяще смотрела на проявления этой заботы. На сердце разливалось тепло и предательское желание прижаться к покрытой щетиной коже на подбородке. Стокгольмсикий синдром или мора…
— Не смей травить меня морой, скотина.
Он метнул на меня хмурый взгляд. Я только сейчас обратила внимание каким усталым и осунувшимся он выглядит.
— Моры в тебе больше нет.
— Чёрта с два! — прохрипела я.
Лимер шагнул ко мне и, не церемонясь, заглянул в зрачки, приподняв веки.
— Всё чисто, — сухо отметил он и отошёл, как вдруг развернулся на пятках, нависая надо мой и рвано выдохнул, — А с чего ты решила, что ещё под воздействием?
Я открыла рот и закрыла, понимая, что не могу признаться, в своих странных желаниях. Лим осторожно провёл костяшками пальцев по моему виску и отбросил на подушку прядь волос. Я зачарованно смотрела на тоскливую улыбку, расцветившую его губы. Опомнившись, стряхнула его ладонь и накрылась с головой одеялом. Кровать прогнулась и он лёг рядом, закинув на меня руку. Я только собралась рвать и метать, как он спокойно заявил:
— Я не уйду. Это моя комната и у тебя ещё могут быть приступы, — я завозилась, собираясь выползти из постели и он крепко стиснул меня в обьятиях. — Затащу обратно и лягу с тобой под одеяло. Голым.
Я судорожно выдохнула. Он замер.
— Больно?
— Отвали…
— Я боялся за тебя.
— За себя бойся, скотина.
Он довольно хмыкнул и проговорил сквозь ткань в моё ухо:
— Ну раз ты язвишь, значит уже пришла в себя.
— Сделай мне подарок…
— Любой, — выпалил он.
— Разбейся о стену сразбегу.
Он лёг на место и что-то буркнул.
— Обещаю, это я не забуду, — понесло меня, — если мой следующий хозяин не станет травить меня морой…
Он низко зарычал, резко сдёрнул с моего лица одеяло и припечатал меня жёстким болезненным поцелуем в покусанные губы. Я попыталась освободить руки и оттолкнуть его, но он сам отшатнулся и недобро сощурился.
— Хочешь продолжения? Дай мне повод!
Сглотнув, я спрятала вспыхнувшее лицо в подушку.
— Жаль, — ухмыляясь, протянул он и лёг на подушку так близко, что своим дыханием шевелил волосы на затылке.
Гад. Тварь. Выродок. Чего ему не хватало? Ведь я действиетельно стала видеть в нём мужчину, с которым хотелось быть рядом. По щеке покатилась раскалённая слеза и я зажмурилась, стараясь сдержать подкатывающую слабость. Только не так, не при нём… Где я? Почему с ним? Для чего ему мора, если мы вместе? Неужели он не может быть просто моим мужем? Я могла бы полюбить его, несмотря на все его выверты и недостатки. Ведь я знала его другим. Когда он засыпал в кресле, пыльный и усталый и бормотал во сне, мое сердце сжималось от умиления. Он часто выносил меня на руках из купальни, бережно укладывал на простыни и нежно целовал…Мне хотелось о нём заботиться, быть рядом…
— Ненавижу, — произнесла я одними губами, обводя пальцем надпись на руке.
26
Приходилось терпеть, пока лекарь разглядывал мои зрачки и горло и мял подживающую кожу на предплечье. Но когда он стал стягивать с меня тунику, я, со всех оставшихся у меня сил, вмазала ему по морде. Неожиданно крепко вышло. Он опрокинулся на спину, но бодренько поднялся. Я напряглась, когда он засунул руку под полу куртки и вытащил оттуда настоящую плеть.
— Ааааааа, прибью, мразь паскудная, — взвыла я, швыряя в старика его чемодан с инструментами, подушку, тарелку и тяжёлую кружку.