Но уже в следующий момент я знала ответ на свой же вопрос. Я вспомню, несмотря на последствия. Вспомню и помогу уничтожить этих уродов!
Когда я вышла на кухню, то застала Грешника за барной стойкой. Рядом с ним уже стоял разогретый контейнер с едой, чай, хлеб и горсть таблеток. Заметив меня, он поднялся со стула и указал на столешницу.
— Сначало поешь. Лекарства перед сном.
Я не стала ничего говорить. Старалась даже не смотреть на него. Осознание, что я изуродована, отлично сыграло на моей самооценке. Ходила тут, шарахалась от других мужиков. Да кто на такую посмотрит?… И снова эта голубая таблетка! Взяла её и швырнула в раковину. Я не могла спутать её с другим препаратом, потому что, что в моих воспоминаниях, что на этой была надпись — «N-13». Чёрта с два я её выпью!
Открыв кран, спустила чёртову пилюлю в сток и с чувством собственного достоинства повернулась назад, натыкаясь на внимательный взгляд карих глаз. Почему они всегда разные? Линзы? Зачем? И почему он всегда смотрит так пронзительно, словно в саму душу, словно пытается вытрясти из меня все секреты?
Всё так же смотря мне в глаза, он достал из внутреннего кармана пальто сотовый телефон и положил его рядом с таблетками.
— Мой номер вбит. Счёт пополнен. Интернет есть. Но ни с кем не связывайся. Для внешнего мира ты до сих пор в розыске.
Я кивнула и опустила взгляд в пол, отворачиваясь снова к раковине. Не смотри ты на меня. Не смотри! Я такая уродина! Мне хотелось забиться в самый дальний угол и больше никому не показываться на глаза.
Я жалкая. Ничтожная. Уродина!
— Марина.
Его голос прозвучал слишком близко, заставляя меня вздрогнуть, а затем на плечи опустились руки.
— Я не умею жалеть или успокаивать, но твои раны скоро пройдут. Будешь пользоваться мазями, и не останется даже шрамов. На шее тоже. И… мне жаль, что я веду себя с тобой грубо, но… иначе я тоже не умею.
Я осторожно повернулась обратно к нему и задрала голову, чтобы посмотреть в глаза.
— Вы не сердитесь на меня за заказ?
Он устало вздохнул и посмотрел в сторону, а затем покачал головой.
— Нет. Уже не сержусь. Но в следующий раз обговори это со мной.
Ну хоть какой-то прогресс, и он не рычит на меня, как тот динозавр из ледникового периода! Я кивнула и перевела взгляд на кучу покупок, которые сделала. Их было очень много. Половина комнаты заставлена коробками.
— Спасибо.
Он хотел было сказать что-то ещё, но потом его взгляд заметался в пространстве, и он сжал крепко челюсти, кивнул и ушёл. Я услышала как тихо закрылась входная дверь и вздрогнула, скидывая напряжение. Даже не смотря на то, что это был первый разговор без криков, угроз и оскорблений, я чувствовала себя опустошенной. А ещё ведь покупки разбирать! Зачем я только заказала столько? Не ожидала, что их доставят так быстро, но, видимо, Грешник доплатил за экспресс.
Поежившись и потерев плечи там, где до сих пор чувствовались его ладони, вздрогнула от мурашек на спине. Почему-то не хотелось чтобы он уходил. Пусть он и рычит постоянно, мало говорит и вообще как бревно, но с ним я чувствовала себя в большей безопасности.
Хах. Безопасность. Раньше я не ценила это чувство. Казалось, так будет всегда. Казалось, папина охрана способна на всё. Они защитят, спасут, вернут домой любой ценой. Но потом я сбежала. Хотела просто провести время с друзьями. Меня душила излишняя забота мамы, её планы на моё будущее знаменитой балерины, её мечты. Мать не волновало, что дочь с трудом удерживается на ногах, чтобы сделать правильное па. Что сбиваю других балерин, что часто падаю на сцене, а чёртовы постановщики только охали и ахали, что "принцесса" вдруг оступилась, а потом и вовсе решили, что мне постоянно ставят подножки. Нет, мне нравилось танцевать, но только нравилось. Я не болела этой идеей, ею болела мама. Она считала, это моё призвание — стать лучшей балериной, раз у неё не получилось. А я просто смирилась. И отец смирился.
Тяжело вздохнув, дохромала до барной стойки и опустилась на стул. Днём он тоже меня накормил, а сам и пальцем не притронулся к контейнерам. Наверное, обедал вместе со своей подружкой. Не знаю, почему меня это так задевает, но есть блюда, приготовленные не мной, было неприятно. Да. Именно «неприятно».
Развернувшись на стуле, открыла холодильник и придирчиво осмотрела содержимое. Остались ещё два контейнера, но я взяла сыр и колбасу. Сделаю бутерброды. О весе теперь волноваться не нужно, значит, можно кайфануть. Надоело считать калории, начинать утро с весов и заканчивать в спортзале растяжкой сухожилий и мышц. Уже некуда растягивать, а ей всё не нравится, всё мало и мало! Слава богу это закончилось! Я любила маму. Очень сильно любила. Но иногда она переходила грань.