— Ты же защитишь её, Грешник? — спросил Олег, когда мы спускались по крыльцу. — Марина всё что у меня есть.
Я остановился на последних ступенях и достал пачку сигарет.
— Защищу, — закурил, сделал затяжку. — Если ты и твой безопасник не будете крутиться под ногами.
— Но я должен быть уверен что с ней всё впорядке. Сергей…
— Сергей привлекает лишнее внимание своими посещениями, — не выдержал я. — Либо всё идёт как хочу я, и девчонка в конце возвращается домой. Либо я отправляю её до Градсбурга пешком с кучей жаждущих расправы на хвосте. Таковы мои условия.
Олег мрачно рассмеялся, качая головой.
— Мне говорили что ты мразь, не послушал…
— Это твои проблемы, а сейчас речь идёт о твоей дочери.
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Но если хоть волосок…
Я рассмеялся над его наивностью, усаживаясь в машину.
— Даже если я решу с ней что-то сделать, ты бессилен против меня, Олежа. Запомни это.
Захлопнув дверцу под возмущённое пыхтение мера Градсбурга, отправил водителя обратно в «Лайм». На сегодня всё. Организм требовал разрядки, и я намеревался принять душ и отправиться к одной из своих любовниц, но когда вошёл в комнату, то обнаружил ревущую Марину. Она сидела на кровати перед включенным телевизором и обнимала подушку, глотая крокодильи слёзы. Это настолько удивило меня, что я так и замер на пороге, снимая пальто. Почему она плачет? На экране титры какого-то фильма, а девчонка чуть ли не воет.
— Марин? Что с тобой?
Она поднимает на меня зарёванное лицо и машет на телевизор рукой с пультом.
— Фильм… — шмыгает носом, — про собачку! Там… Там хозяин умер, а она ждёт!
Фильм. Про собачку. Я не понимаю женщин. Продолжил снимать верхнюю одежду, а девчонка вдруг утёрла щёки и вскочила с кровати.
— Ты, наверное, голоден! Я пюре с котлетами приготовила, сейчас разогрею!
И, хромая, помчалась на кухню. Эти американские горки в её настроении немного выбили из-под меня почву. Повесил, наконец, пальто на сраную вешалку и остановился у полки, снимая часы. Марина всё порхала по кухне, что начало меня напрягать. Слишком всё правильно. Слишком по-домашнему. Она в пижаме с какими-то мультяшными кроликами. Запах еды. Раньше я заказывал на несколько дней вперёд в ресторане рядом. Там готовили домашнюю еду и фасовали по контейнерам, что было мне удобно, а теперь на моей кухне хозяйничала Марина.
— Не разогревай, — попросил, пока не достала из холодильника кастрюлю и сковороду. — Я приму душ и снова уйду.
И именно так я и сделал. Проигнорировал её разочарование, принял душ и покинул квартиру, оставляя девчонку на саму себя. Хватит. Пора завязывать с этим. У меня есть на кого тратить и деньги, и силы, а с этой пигалицей я трачу ещё и нервы.
Оставил Тимура в клубе за главного и отправился на квартиру к Лу. Вот кто знает своё дело. Я даже не обязан предупреждать, она всегда готова к моему приезду. Вот и сейчас раскосые глаза зажглись от предвкушения, и китаяночка помчалась готовить для нас постель. Налив себе вискаря, подождал пару минут и вошёл в спальню. Лу была обладательницей шикарного тела и лица. Бывшая Королева красоты, модель и послушная шлюшка. Красное кружевное бельё отлично сидело на смуглой коже, будоража кровь.
— Разденься.
Закусила губу, села, расставив колени пошире, и расстегнула лифчик. Сочная грудь с большими сосками манила, а тонкие пальчики уже начали ласкать хозяйку.
Но это не то. Уже не то. Нет в ней той чистоты, что была в моём Котёнка. Загнанном в угол, облезлом, маленьком котёнке.
— Я плохо стараюсь?
Неуверенно и испуганно. Да. Испугано. В ней был страх. Почему? Неужели я настолько пугаю? Я ведь ничего ей не сделал. Пальцем не тронул, дарил дорогие побрякушки, давал денег сколько попросит. Так откуда этот страх в глазах?
— Нет. Ты молодец.
Провёл пальцем по её щеке, надавил на нижнюю губу, и девочка послушно его облизала и принялась расстегивать ширинку. Когда рот сомкнулся на моём члене, я прикрыл глаза, но… Но видел белобрысую головку. Память сама услужливо подбрасывала фантазии с мелкой пигалицей, и что-то внутри меня просыпалось. Что-то первобытное, яростное, огромное. Мне всегда было плевать на баб. На их чувства, желания, страхи. Но в этот раз в голове что-то прорычало: «Моё». Вспыхнула ярким фейерверком мысль, что я не должен это потерять. Я обязан сохранить, защитить, сберечь.